Александр Ольбик - Падение черного берета

В помещение вошел Валентин. Обе руки его были глубоко засунуты в карманы пальто.

— Что, Веня, захотелось войны? — обнажая стальные зубы, спросил Гудзь.

— Да нет, я пришел за своим добром… Ты, наверное. слышал, что весной меня расконторили на Рижском вокзале?

— Что-то читал в газетах…

— А где тот, кто увез мой кейс с энной суммой денег?

— Кого имеешь в виду?

— Бородавочника, который на днях был у тебя на твоем юбилее.

— У меня было тридцать человек… Всех не упомнишь…

Брод шагнул к лестнице, но в этот момент один из стволов бельгийского «франкота» выстрелил — волчья картечь тугим узлом легла у самых ног Брода.

— Дальше этого не советую двигаться, — предостерег Гудзь. — У тебя, Веня, есть еще пару минут, когда ты со своей кодлой можешь унести ноги.

— Я пришел, чтобы взять свое. И заодно узнать — каким способом ты захватил власть в нашей фирме? Когда это произошло?

Гудзь с трудом сглотнул липкую слюну.

— Кто-то ведь должен быть настоящим хозяином. Таллер много пил и погряз в разврате… Ты, Веня, слабоват, мягкохарактерен, тоже пьешь…А произошло это давно, когда еще ни тебя ни Таллера в фирме не было. Строго говоря, не я к вам присоединился, а вы ко мне. И ваша фирма — это всего лишь необходимое прикрытие.

— Так где Бородавочник?

— Ты, видно, оглох…. Слышишь, к дому подкатили машины с моими хлопцами, и, боюсь, ты с этим парнем отсюда уже никогда не выгребешься.

Брод обратил лицо к Валентину и мотнул головой, указав на стоящего наверху хозяина дома. Молодость взяла свое: Валентин выпростал из-за пояса обыкновенный семизарядный наган и на вскидку и расстрелял обе ноги Гудзя. Тот выронил «Франкот», осел на пол, взвыл от боли.

— Где, Федя, мои бабки? — и Брод пошел вверх по лестнице. Подойдя к Гудзю, он взял его за седую шевелюру и поднял к себе его искаженное болью лицо. — Из-за тебя, поганыш, я поплатился своими людьми, так что, будь любезен, возвращай долг и побыстрее…

Гудзь рукой указал на заднюю комнату, через открытую дверь которой виднелся угол модерновой, орехового дерева секции… Веня прислушался: и верно — где-то снаружи дома урчали машины. Он подошел к секции и стал по очереди открывать дверцы, выдвигать ящики. Свой кейс с помутневшей монограммой он нашел в нижнем ящике, под барчиком. Он взял его в руки и, вернувшись к Гудзю, поставил кейс на перила. Снизу, не спуская с Гудзя взгляда, наблюдал Валентин. Скрипнула дверь и в помещение вошел Одинец.

— Веня, — сказал он, — ты не можешь побыстрее, тут, кажется, появился резерв главного командования… — В руках Одинца был обрез помпового ружья.

— Сейчас, Саня, вот только пересчитаю свои деньжата…

Взрыв был настолько неожиданный, что отброшенный взрывной волной в угол Одинец, не мог понять — что же такое в мире перевернулось…Валентин, оказавшийся у холодильника, лежал без признаков жизни в луже крови. Одинец хотел подняться, но когда попытался это сделать, ноги подкосились и в голове что-то стало затуманиваться. Однако, собрав все силы, он встал на ноги и взглянул туда, где еще минуту назад находились Гудзь и Брод. Однако ни того, ни другого там уже не было.

И лишь люстра свидетельствовала о страшном потрясении: на одном из пяти ее рожков, он увидел кисть руки с кольцом, которое было на Броде. На полу валялись человеческие ошметки: нога, отрубленная взрывом по колено, какая-то бурая жижица, в которой страшно щерясь, лежала голова Гудзя. Туловище Брода, искореженное тротиловой силой, недвижно покоилось на двух предпоследних ступенях лестницы. Одинец подошел к Валентину и нагнулся, чтобы повернуть его голову к себе лицом. Но лучше бы, он этого не делал. Взрыв сгладил его черты до абсолютного неузнавания…

Когда потрясенный увиденным Одинец направился к двери, в комнату вошли незнакомые люди. Молодые, настороженные, с оружием в руках… Лицо одного из них на мгновение задержало его внимание: это, без сомнения, был Бородавочник. Он первым попытался открыть огонь, но опоздал. Все патроны, которые были в помповом обрезе Одинца тут же пошли в ход: он стрелял так, как никогда до этого не стрелял. В упор, расчетливо, без спешки — у порога сложилась небольшая кучка из человеческих тел…

…Карташов увидел как со стороны шоссе направляются два джипа… Первый машина проехала мимо дома и остановилась в метрах пятидесяти от забора, вторая наоборот, припарковалась не доезжая до ворот метров тридцать. Несколько секунд никто из машин не появлялся. Видно, те, кто в них был, осматривались. Наконец из первого джипа вышел человек высокого роста и спортивного телосложения. Он внимательно осмотрелся и махнул кому-то рукой. И мгновенно из двух других машин стали выходить молодые, явно накаченные субъекты в длиннополых пальто. Когда один из прибывших повернулся к свету, который исходил от фонарного столба, Карташов напрягся, словно перед посещением стоматологического кабинета. Он даже протер глаза: но ошибки не было — это был его бывший товарищ по ОМОНу Бандо. Слон…Первым побуждением было достать из-за пазухи «глок» и пустить его в дело. Но это было бы слишком просто и вероломно. Он не мог сделать того, что должен был сделать, без нескольких прощальных фраз.

Бандо и вместе с еще тремя незнакомцами быстрым, машинизированным шагом направились к калитке дома 42. И когда до крыльца оставались считанные шаги, Карташов окликнул его: "Слон, не спеши, еще успеешь попасть в царствие небесное…" Бандо замер на полшаге и взглянул в сторону Карташова, но тот был в тени и разглядеть его не было никакой возможности. Но что-то необъяснимое потянуло Бандо в его сторону. Он что-то сказал своим попутчикам, а сам, сделав шаг мимо крыльца, опрометчиво вошел в тугую тень. Они оказались на расстоянии вытянутой руки друг от друга и Карташов ощущал терпкий запашок мужского одеколона, смешанного с сигаретным духом. Бандо, видимо, тоже чувствовал близкое присутствие своего бывшего товарища по отряду, только не запах одеколона привлекал его, а нечто непередаваемо зловещее, чго никогда не исходило от лейтенанта Карташова.

Слон осторожно, чтобы не всколыхнуть темноту, протянул руку к левой стороне пальто, чтобы успеть достать пистолет. Но его остановили:

— Не надо, ты сильно опаздываешь… — стараясь быть спокойным, произнес Карташов.

— Мы здесь одни, без свидетелей… Как ты убивал Кротова — лицом к лицу или в затылок?

— Да, мы здесь одни, поэтому скажу: я убил его в тот момент, когда он прикуривал. Пауза не могла быть затяжной, хотя она грозила стать таковой после слов Слона.

— Ты оговорил меня… Как у тебя после этого со сном?

— Сплю без сновидений, но об одном жалею, что не успел тогда тебя… — Бандо замешкался, не находя подходящего слова, соответствующего данной ситуации. Карташов отжал предохранитель и этот едва слышимый сдвиг металла, видимо, долетел до обостренного слуха Бандо. Ища свой последний шанс, он с силой выбросил вперед правую руку, но она ушла в пустоту. И возможно, Карташов застрелил бы его, не раздайся в доме Гудзя оглушительной силы взрыв. Земля содрогнулась, с крыши с грохотом упали несколько пластин шифера вместе со снегом и одна из них угодила по руке Карташова, в которой он держал пистолет. Внутри дома послышалось несколько выстрелов, за которыми последовала гнетущая тишина. Метнулась тень — это Бандо, воспользовавшись замешательством, скрылся за углом дома.