Александр Войнов - Готовься к войне (Кат)

Выпуская постоянного клиента, Левша замешкался у двери, чем вызвал недовольство юриста.

- Вы не на своем месте, - сделал он замечание швейцару. – В вашем возрасте нужна работа побезопасней.

- Самая опасная профессия у банщика в Ереванских банях, - усмехнулся швейцар, - все остальное дорожная пыль.

Но, так или иначе, адвокатишка был прав. Эта работа была ему не по нутру, и пора было заняться чем-то поинтересней. Неделю назад, от строго знакомого, которому Левша доверял, как самому себе, поступило предложение, к которому стоило тщательно подготовиться.

На следующий день он выехал за город, прихватив с собой парабеллум. Левша решил проверить боеспособность пистолета, а за одно и поупражняться в стрельбе. Он оставил машину на обочине, углубился в посадку, и на краю ложбины, закрепил на опоре высоковольтной вышки надетый на плечики мешок из-под сахара. Отсчитав шагами около пятидесяти метров, стал к мишени спиной, дослал патрон, резко повернулся, вскинул руку и, почти не целясь, коснулся пальцем спускового крючка. С такой дистанции Левша не ставил перед собой задачу попасть точно в начерченный краской черный круг в левой части мешка. Это была стрельба по контуру. Стрелок не тратил времени на прицеливание, и если с первого раза попадал в корпус противника, то выводил его из строя и получал шанс на победу.

Поймав глазами мишень, Левша мягко нажал на спуск. Кисть, приготовившаяся погасить отдачу, напряглась и, не получив ожидаемой нагрузки, непроизвольно расслабилась.

Непривычно сухо щелкнул боек, и выстрела не последовало. Парабеллум дал осечку.

«Порох слежался или капсюлю срок вышел», - подумал Левша, вынимая из рукоятки обойму. Он потянул на себя затворную рамку и на траву упал давший осечку патрон. Стрелок спрятал его в карман и, дослав очередной заряд, снова нажал на спуск. Результат был тот же самый. После третей неудачной попытки Левша положил на ладонь не выстрелившие патроны и стал вниматетельно их изучать. На латунных гильзах, кроме характерных следов, оставленных гильзовыбрасывателем, на самой кромке у пули имелись едва заметные поперечные вмятины, свидетельствовавшие о кустраном вмешательстве. Левша осмотрел остальные шесть патронов и убедился, что они имеют такие же отметины. Было очевидно, что Никанор перед смертью разбирал патроны, извлекая из гильз пули. Но с какой целью?

Может, это был облегченный вариант руской рулетки с долей вероятности один к девяти? Левша представил себе, как Катсецкий высыпал из девяти патронов порох, добавил к ним один боевой и, смешав, зарядил парабеллум. Но в этом случае вероятность того, что первым в стволе окажется боевой патрон, была не велика. Эта версия не выдерживала критики.

- Вот так подготовка к войне, - подумал Левша. – Это больше похоже на саботаж.

Концы не сходились с концами, и это наводило на рамышления. Левша вставил бесполезные патроны в обойму, загнал ее в рукоять пистолета и, свернув мишень, пошел к машине.

Через несколько дней в учебнике по римскому праву Левше встретилось выражение «Беллюм цивиле», что в переводе означало «Война гражданская». Латинское «Беллюм» почти буква в букву совпадало со второй половинкой названия Никанорового пистолета,- «Захочешь получить камни – готовся к войне», - были последкие слова Ката. Когда Левша в словаре нашел перевод слова «пара» и это оказалась «подготовка» - все стало на свои места. «Захочешь получить камни – они в пара беллюме», - завещал Никанор своему кату.

Поздно вечером Левша закрепил на кухонном столе ювелирные тиски, зажал в них патрон, пассатижами осторожно повернул и выдернул пулю.

Как он и предполагал, Катсецкий оказался человеком слова. В гильзе вместо пороха находились три некрупных бриллианта. Всего в девяти патронах было двадцать шесть самоцветов. Немного настораживало, что все камни были мелкие и правильной формы, а Левша помнил, что в тот вечер в руках у Никанора было несколько крупных овальных самоцвета.

- Просто они были крупнее, чем девятый калибр гильзы, и Кат все-таки прихватил их с собою, - решил он.

Да, камни принадлежат мне по праву. Это плата за тот выстрел, который Никанор не решился сделать сам. И так обманул судьбу, - подумал Левша.

К полуночи дождь закончился, но где-то далеко за лесом гремела гроза. Левша наблюдал, как в распахнутое настежь окно влетел жук-рогач. Непрошеный гость покружил под потолком, смахивая тонкими прозрачными подкрылками пыль с пожелтевшей лепки, слету ткнувшись рогами в зеркало, как шарик на резинке, вылетел на волю. Скорее всего, он по ошибке, принял отливающую серебром зеркальную поверхность за окно в тот далекий и прекрасный мир, где нет болезней и нет места тревоге и печали, где не гремят грозы и не льют холодные ливни, где круглый год цветет под окном сирень. Где всегда тепло и белые березы роняют тихий дождь своих бриллиантовых слез.

Эпилог

C годами воров в законе в городе становилось все меньше. Давно нет на этом свете одноглазого Психа и его единомышленника Коржа. В конце этой жизни их пути-дороги разошлись в разные стороны. В семидесятых Психа и Коржа судьба свела в криминальной группировке, в последствии получившей название «Банда Цукана». Анатоль Цуканов, по кличке «Морда» был номинальным, показательным лидером, а идейными руководителями, безусловно, являлись законники Псих и Корж. Несколько лет Банде Цукана, благодаря опыту и арестантской смекалке, сходили с рук вооруженные налеты, но всему рано или поздно приходит конец. Существует версия, что оперативными стараниями Виталия Музыки в банду, под видом уголовника, затесался стукач и, недолго раздумывая, уголовк а всех «накрыла сачком». Всех, кроме Психа, который ушел в «бега». Из колонии «особого режима» Корж отослал весточку грузинским ворам в Тбилиси, в которой обвинял Психа в смертном грехе. Аргумент был простой – все сидят, а Псих на свободе. Псих съездил в Тбилиси для выяснения, но был принят очень холодно, если не враждебно. Коржа там знали, уважали, и чаша весов склонялась в его сторону. Через время Псих съездил к Коржу на свидание, в надежде выяснить суть обвинения, но тот от встречи отказался и «грев» не принял. После этого Псих с ворами отношения не поддерживал.

Сейчас невозможно предугадать, как дальше сложились бы их отношения. Псих умер раньше, чем освободился Корж. Те несколько лет, которые Корж протянул после освобождения, законник был в большом авторитете. Когда Банзай, в Москве «спалился за карман» и на Бутырской тюрьме объявил себя вором в законе, то сослался на авторитетного во всей стране Коржа. Московский жулик по кличке Савоська сделал запрос, и Корж ответил однозначно: Банзай – вор в законе.