Сергей Донской - Дикий фраер

Вскоре Элька была освобождена от наручников, цепко прихвачена мамонтовской лапищей за волосы и буквально выволочена из камеры в коридор. Поскольку вдеть руки в рукава шинели она не успела, а лишь кое-как набросила на плечи, все десять ее пальцев были заняты придерживанием расходящихся суконных пол, а мысли – поисками тех аргументов, которые должны были подарить ей спасение и свободу.

– Больно, наверное? – спросил Мамонтов с любопытством, направляя спутницу к лестнице, ведущей наверх. Каждый новый поворот сопровождался очередным рывком за спутанные пряди волос.

– Да уж не щекотно!

– Терпи, коза, а то мамой будешь! Ха! Ха!..

«Сам козел!» – эта достойная отповедь так и просилась на Элькин язык, но был не самый удобный момент для того, чтобы давать ему волю.

– Отпустите, я не собираюсь удирать, – сказала она как можно более убедительным тоном. – Мне просто нужно переговорить с вами наедине.

– Переговоришь, – пообещал Мамонтов. – А насчет того, что я тебя отпущу, рано загадывать.

Он уже тащил Эльку через огромный холл, вынуждая ее передвигаться в полусогнутом положении. Уж слишком рослой она была для него, а тут еще ботинки на десятисантиметровой подошве. Неловко оскальзываясь на мраморных плитах, Элька с горем пополам пересекла зал под любопытным взглядом охранника у двери, но на первой же ступеньке широченной лестницы сразу же споткнулась, рухнув на колени.

– Вставай! – Мамонтов брезгливо стряхнул с ладони оставшиеся на ней тонкие пряди волос и ухватил Эльку за воротник.

– Нога, – пожаловалась она.

– Если что-то серьезное, ампутируем, – пообещал Мамонтов.

Кажется, он в очередной раз попытался захохотать, но одышка помешала ему. Поэтому он просто двинулся наверх, волоча за собой шинель вместе с неуклюже барахтающейся Элькой.

– Что ты так цепляешься за свою половую тряпку? – пропыхтел он на ходу.

Элька, умудрившаяся не только подняться на ноги, но и сохранить на теле грубую накидку, сердито ответила:

– Не голой же мне вышагивать!

– Ты прежде всего не голая, а грязная! – нравоучительно заметил Мамонтов. – Чем ты занималась в этом вшивом бомжатнике?

– Тем же, чем и здесь. На привязи сидела.

– Доить тебя собирались, что ли? – шутку завершил надсадный кашель, отдаленно напоминающий смех.

– Резать! – уточнила Элька. – А потом пустить на шашлык!

– Ну?! – поразился Мамонтов. – Не перевелись, значит, людоеды на земле русской?

Преодолев лестницу, Мамонтов приостановился, отдуваясь.

– За муки земные тебе на том свете воздастся. А сейчас помоешься, и тебе дадут чистые шмотки, чтобы переоделась. Потом уже побеседуем. Вперед!

Сопя как допотопный паровоз, он опять повлек Эльку за собой, и, уловив в воздухе шлейф перегара, тянувшийся за мучителем, она немного успокоилась. Оказывается, Мамонтов был просто-напросто пьян, и в этом случае его глумливая жестокость относилась не к Эльке конкретно, а к человечеству в целом. Нужно было лишь не раздражать его понапрасну, а плести нить собственной интриги.

Ванная комната потрясла ее воображение. Она замерла на пороге, вбирая в себя весь блеск и сияние, разом бросившиеся ей в глаза, а прозрачный чан, напоминающий очертаниями створку исполинской раковины, и вовсе ошеломил ее до полного онемения.

– Нравится усыпальница? – внезапно посуровевший голос Мамонтова вывел ее из созерцательного транса.

– Усыпальница?

– Еще одна тупица взялась на мою голову! – обозлился Мамонтов. – Вы что, сговорились сегодня переспрашивать?

Элька предпочла промолчать, чтобы не вызвать еще большее раздражение слонопотама, для тучных телес которого, наверное, и была установлена эта чудо-ванна.

Только теперь, очутившись в этом храме сантехники, Элька по-настоящему осознала, до чего она грязна, жалка, голодна и неприглядна. Чувствуя себя распоследней уличной шавкой, она потупила взор и спросила:

– Как наполнять эту лохань?

– Обойдешься, – отрезал Мамонтов. – Хватит с тебя и душа.

– Хорошо, – покорно сказала Элька и направилась к овальной кабине.

Шансов остаться невидимой в этом пластиковом сооружении у нее было не больше, чем у рыбки в аквариуме, однако, когда она уронила шинель на пол и обернулась, Мамонтов уже направлялся к выходу.

– Жрать хочешь? – спросил он через плечо.

Именно так: жрать. «А как еще ко мне обращаться? – мрачно подумала Элька. – Не изволите ли кушать?.. Поменьше гонору и побольше уважительности, вот и все, что от меня сейчас требуется…»

– Хочу, – ответила она. – Очень.

– Но учти, вареников с картошкой в этом доме не бывает, – заявил Мамонтов, по-прежнему обращенный к собеседнице своим затылком.

Почувствовав что-то странное в его тоне, Элька осторожно сказала:

– Я не люблю вареники.

– Твое счастье, – хмыкнул Мамонтов. – Они здорово сокращают жизнь.

– Разве?

– Поверь мне на слово, – буркнул Мамонтов.

Когда Элька, омытая тремя водами и пятью разными шампунями, сушила волосы феном, в ванной комнате бесшумно возникла заспанная горничная с толстыми негритянскими губами и, не поднимая глаз, выложила перед ней стопку одежды.

Здесь оказалось все необходимое, чтобы можно было облачиться с ног до головы в свежее и чистое. Обувь, правда, отсутствовала – видимо, Мамонтов счел Элькины ботинки вполне годными для ношения. Колготы, белье и уютный пушистый свитер в виде просторного балахона пришлись ей как раз впору. А вот с бледно-голубыми джинсами пришлось повозиться: они кое-как сошлись на бедрах, но узкие штанины даже приблизительно не доставали до щиколоток, отчего Элька на своих длинных ногах напоминала переростка, донашивающего детские бриджи. Положение спасли высокие голенища ботинок, скравшие этот изъян. Хорошенько вымыв их, Элька обулась и неуверенно вышла из ванной комнаты, понятия не имея, куда двигаться дальше.

По-прежнему безмолвная горничная мотнула головой и пошла вперед, предлагая Эльке следовать за ней. Путешествие длилось недолго. Вскоре горничная остановилась перед массивной гладкой дверью и выдавила из себя первое словечко:

– Сюда.

Элька взялась за ручку и приложила массу усилий, то дергая дверь на себя, то толкая в обратном направлении, но все попытки оказались безрезультатными. Вдосталь насладившись ее замешательством, горничная высокомерно ухмыльнулась, взялась за дверь сама, и та плавно отъехала в сторону.

Злясь на себя за бестолковость, Элька проникла в комнату, служившую хозяину скорее всего кабинетом. Тут царила невероятная мешанина из предметов антиквариата и ультрасовременной офисной начинки. Особенно нелепо на фоне пластиковой обшивки смотрелись громоздкие напольные часы, тем более что стекло дверцы было разбито, а осколки валялись на ковровом покрытии. Впрочем, сам хозяин кабинета, восседающий за столом, тоже казался здесь уместным не более, чем слон в посудной лавке. Слишком грузным и неуклюжим выглядел он в окружении множества вычурных статуэток, фотографий в рамочках и разных канцелярских штучек, которыми явно почти не пользовался.