Сергей Донской - Кидалы в лампасах

– За провоз оружия много берут, – вздохнул Марат. – Не напасешься.

– Вот именно. Знаешь, я очень уважаю своего дядю, но у него на плечах гнилая тыква вместо головы.

– Это плохо.

– Это даже хуже, чем ты думаешь, – продолжал горячиться Ильяс. – Старик совсем выжил из ума. Заимел привычку хватать самых своих верных, самых преданных людей за нос.

– Зачем? – поразился Марат.

– Чтобы дергать их, щипать, делать больно. А может, вообще оторвать нос хочет.

– Но зачем, зачем?

– Вот ты у него спроси, зачем. Когда вернемся.

– Мне кажется, нужно обязательно разыскать эту Алису, – озабоченно произнес Марат, садясь на кровати, на которой он до этого лежал.

– А мне кажется, что мы должны сидеть в гостинице и не дергаться, – возразил Ильяс. – Я своего дядю хорошо знаю. Он побушует немножко, а потом успокоится. Позвонит и скажет: возвращайтесь домой, мальчики.

– Это хорошо, – разулыбался Марат. – Потому что мне уже надоело торчать в этом проклятом Моздоке. – Он скривился так, словно его детство и ранняя юность прошли не в крошечном поселке на сто дворов, в сравнении с которым Моздок был настоящим Вавилоном. – Тут даже отдохнуть негде.

– Газету купил? Объявления прочитал?

– Э, в руках держать противно. Вот, сам погляди.

Куцая газетенка на четыре листа полетела к Ильясу. Поймав ее в воздухе, он отыскал страницу с объявлениями и насупился. Какое-то АО «Картон Моздока» рекламировало свою никудышную продукцию, отдаваемую заинтересованным лицам по бросовым ценам. Не отставало АООТ «Моздокские узоры», дающее скидки на гардинно-тюлевое полотно и штучные гардинные изделия. Филиал Московского института предпринимательства и права приглашал абитуриентов платных факультетов, обещая пристроить всех на работу. И ни одного объявления о ласковых кошечках, мечтающих скрасить досуг состоятельным господам. Ни одной сауны, ни одного массажного салона.

– Они тут дремучие совсем, – поморщился Ильяс, комкая газету, совсем как в те дни, когда он проживал на окраине Гудермеса, где пользовался уборной во дворе и слыхом не слыхивал про сауны с массажными салонами.

– Можно съездить на вокзал, – предложил Марат. – В кабак можно сходить.

– В здешних кабаках шмон через каждые полчаса. А на вокзале, знаешь, какие бляди? Уже по самую макушку малафьей наполненные. У них из носа течет.

– Фу, брат! Не говори так. Обычные бляди, только попользованные немножко.

– Э, старые кошелки, вот кто они такие. Я бы лучше Алису трахнул, – мечтательно сказал Ильяс, прежде чем повалиться на кровать с закинутыми за голову руками.

– Я тоже, – признался Марат. – Пусть только попадется.

– Попадется, – заверил его Ильяс, зевая. – Не на этом, так на другом свете.

Двадцатидвухлетний чеченский паренек, уже имевший на своем счету одно убийство и несколько изнасилований, он свято верил, что бог подготовил ему местечко в раю, и надеялся туда когда-нибудь попасть. Очень и очень не скоро, само собой. Когда-нибудь потом.

Они спустились на равнину ночью и до самого рассвета шагали вперед, стремясь отойти от гор как можно дальше. По прикидкам Хвата, это была все еще Чечня, живущая по законам военного времени. Столкновений с боевиками здесь можно было почти не опасаться, но сдаваться доблестным федеральным войскам или тем более подразделениям МВД Хват не собирался.

Не так уж сложно было сообразить, что охота с вертолетов была устроена руководством штаба Северо-Кавказского военного округа, генералом Конягиным и его непосредственным начальником, генералом Завадским. О том, что представляет собой эта высокопоставленная парочка, Хвату рассказал полковник Реутов. Хороший мужик, надежный. Хорошо, что он не стал и никогда не станет генералом.

Пробравшись сквозь лесополосу, Хват предостерегающе поднял руку. Алиса, научившаяся за время перехода и языку жестов, и многому другому, замерла неподвижным изваянием. Весьма потрепанным изваянием, весьма лохматым и чумазым, но все равно симпатичным. Больше, чем просто любимым. Родным.

– Блокпост, – прошептал Хват. На его выскобленных ножом челюстях возникли и вновь пропали желваки.

Стараясь двигаться бесшумно, Алиса приблизилась к нему и выглянула сквозь переплетение веток и листьев наружу.

Светало. На фоне серого неба виднелся силуэт какого-то автобуса, стоящего возле приземистого строения у дороги. Возле автобуса громко переговаривались человеческие фигуры. Насколько можно было понять с расстояния в триста метров, те, что в касках и с автоматами, требовали у штатских денег за проезд. Штатские бурно жестикулировали, объясняя, что денег ни у кого из них нет. Потом от их имени заговорил старик в папахе, наверняка весьма уважаемый человек среди своих. Он взывал к состраданию сонных солдатиков, утверждая, что если люди отдадут им деньги, то им не на что будет купить хлеба. Тогда сидите в своей Чечне сраной и не высовывайтесь, твердили солдатики, начисто лишенные сострадания. Аксакала они обзывали козлом старым, пердуном и другими обидными словами, но он не обижался, а продолжал торговаться, стремясь скостить сумму побора вдвое.

– Что будем делать? – спросила Алиса шепотом. – Может, переночуем прямо здесь? Никто не станет прочесывать лесополосу поблизости от блокпоста.

– Соображаешь, – усмехнулся Хват. – Но сюда могут припереться какие-нибудь местные жители, торгующие водкой и анашой. Или скупщики оружия. Нужно убираться отсюда. В дальний конец посадки. – Он махнул рукой. – А ночью потопаем дальше.

Через полчаса путники выглянули из лесополосы и увидели впереди поселок, раскинувшийся сразу за двором бывшей МТС. От раскуроченной техники уже мало что осталось: все, что могли украсть, украли; все, что можно было сдать в металлолом, сдали. Длинные приземистые здания станции стояли без крыш, оконные рамы и двери выломаны. На стене одного из них был изображен человек с мужским членом вместо носа, совершенно не похожий на Ельцина, но, судя по надписи, изображающий именно его. Посреди двора, между порчеными тракторными скатами, валялся полуистлевший конский скелет, напоминающий остов древнего корабля.

Не обнаружив на территории МТС ничего интересного, Хват переключил внимание на просыпающийся поселок. Когда-то очень давно он подвергся бомбежке или артиллерийскому обстрелу, поэтому на окраине до сих пор остались развалины. Стены жилых домов фактически исчезли: их разобрали по кирпичику местные жители. Вещи из-под обломков тоже выбрали: одежду пустили на тряпки, мебель – на растопку. Зато нетронутыми остались фрагменты бетонной ограды, слишком тяжелые, чтобы уволочь их вручную. Беспорядочно наваленные друг на друга, они заросли бурьяном и являлись идеальным укрытием для двух человек. Дорога пролегала метрах в ста, так что вряд ли кому-то взбредет в голову справлять здесь нужду.