Сергей Донской - Конь в пальто

Патриций, взбодренный водными и очистительными процедурами, бодро прошлепал босыми ногами к вакханке, запустил волосатую пятерню под ее покрывало и бесцеремонно осведомился:

– Это чьи же такие грудки?

Шлепок по руке отогнал его не дальше, чем назойливую муху. Приземлившись подле Ленки так, что она оказалась между ним и Олежкой, Адвокат затребовал бутылку, шумно зажевал что-то и продолжил светскую беседу с соседкой:

– Надеюсь, мадемуазель трахнули во все имеющиеся у нее дырки, к полному удовлетворению всех заинтересованных сторон? Но где же Аслашка? Уж не скончался ли от полового истощения?

– Пока старший товарищ блевали, они трусливо кончили и сбежали, – доложила Ленка.

– А ты, Ляхов? Сачканул?

Олежка не нашелся, что ответить, и за него сделала это Ленка:

– Он меня презирает…

Олежкино молчание задело ее сильнее любых слов, сильнее понимающего адвокатского хохотка. Ленка решительно тряхнула волосами.

– Пропусти, Адвокат, – попросила она. – Я хочу одеться.

– Наконец-то! – буркнул Олежка, не догадавшись встать и освободить дорогу между диваном и столом. – И побрякушки свои не забудь.

– Уж что-что, а их не забуду! – с непонятной, но многообещающей улыбкой ответила Ленка.

– Не одежды украшают женщину, но их полное отсутствие! – продекламировал Адвокат и раскорячился таким образом, чтобы помешать гостье выскользнуть из-за стола со своей стороны.

– Шел бы ты, Бойченко, – взмолился Олежка.

– Не зуди, Ляхов, – отозвался тот, не отрывая взгляда от насторожившейся Ленки. – Обижусь. Вот поинтересуется наш общий знакомый, как провели время, о чем беседовали? А я скажу: Ляхов все о тебе говорил. Ругал сильно. Спрашивал, как заявление в прокуратуру пишется… А? – Адвокат победоносно захохотал, заметив Олежкину растерянность, и снова переключил внимание на гостью:

– Позвольте простыночку, мадемуазель. Она будет мешать… Оп ля!..

Пожертвовав простыней, Ленка запрыгнула на диван, рассчитывая вырваться на свободу, но Адвокат с победоносным кличем поймал ее за лодыжки, одним движением опрокинул навзничь, вторым – перевернул вверх лицом.

Когда Ленка со всего маху опрокинулась на него, Олежка отпрянул и теперь озадаченно стоял в стороне, не зная, как ему следует поступить.

– Олег! – крикнула Ленка, которую цепкие руки волокли по дивану навстречу опасности.

Его заставил опомниться не этот жалобный призыв, а звон опрокидываемой со стола посуды, за которую пыталась ухватиться Ленкина рука. Встрепенувшись, Олежка бегом обогнул стол и вцепился в потное плечо Адвоката.

– Прекрати, – сказал он. – Это тебе не шлюшка… Ах!

Мощный локоть врезался ему в солнечное сплетение. Обескураженно всплеснув руками, Олежка отлетел к окну, больно ударился поясницей о подоконник и сполз на пол с прихваченной по пути шторой. На несколько секунд у него потемнело в глазах, но зрение вернулось одновременно со способностью дышать, и первое, что он увидел, это вертикально ухмыляющийся ему адвокатский зад, заслонивший собой все остальное. Потом проявилась более подробная картина. Адвокат стоял спиной к нему, а Ленка по-прежнему лежала на диване, но уже не пыталась удрать, а обреченно ждала, на щеке у нее разгорался отпечаток большой мужской ладони.

– Не надо было встревать, Ляхов, – с мягкой укоризной сказал Адвокат, так и не обернувшись. – Иди спи, а мы еще чуток пообщаемся. Если ей не засадить как следует, она первая потом над нами смеяться будет. Мол, всю ночь перед мужиками голой жопой вертела, а они только глазами хлопали… Верно, мадемуазель?

Она только часто и шумно дышала, словно оказалась в чужих лапах после долгой отчаянной погони. Олежка никогда в жизни не видел столько ненависти во взгляде, обращенной на одного человека.

Не дождавшись ответа, Адвокат удовлетворенно кивнул:

– Мадемуазель не возражает. Иди, Ляхов.

– Лена, – окликнул он и, когда ее глаза устремились на него, в изумлении обнаружил, что ненависть адресована и ему тоже.

– Тебе же сказано: иди! – хрипло сказала она. – Сам знаешь, куда!

Зачем-то волоча по полу оборванную штору, Олежка поплелся в спальню, кое-как разделся и рухнул на кровать, разоренную гостями до голого матраца. В гостиной усердствовал Адвокат, Ленка попискивала пойманным мышонком. Олежка с радостью провалился в омут сна, но каждый раз выныривал обратно при очередном резком звуке.

Сначала это был Ленкин крик, жалобный, но вместе с тем облегченный. Потом хлопнула дверь – наверняка за Адвокатом, потому что Ленка стояла в полумраке прямо перед ним, голая, злая и растрепанная, как ведьма. Наконец что-то грохнуло совсем рядом, заставив Олежку всполошенно сесть на кровати. Ленка, за то время, пока он дремал, никуда не исчезла, не растворилась призрачной химерой.

– Что это было? – спросил он сипло.

– Это была хрустальная пепельница. Если ты опять уснешь, я разобью что-нибудь посущественнее.

Он недоуменно заморгал:

– Что тебе еще от меня нужно?

– Ты.

Она положила руки ему на плечи и опрокинула, распластавшись сверху. Ее глаза были очень близко, но прочитать в них хоть что-нибудь было невозможно: свет из соседней комнаты обрамлял ореолом ее волосы, скрывая лицо в тени. И все же…

Олежка осторожно взял ее за подбородок и развернул к свету, отчего она была вынуждена коситься на него, как грубо взнузданная лошадка. Он угадал. Ненависть осталась. Это удивительным образом повлекло его к ней.

– Идем под душ, – прошептал Олежка. – Вместе…

Ленка высвободила подбородок и опять спрятала лицо в тень, но он мог поклясться, что выражение ее глаз не изменилось.

– Нет, – сказала она. – Чем грязнее – тем лучше. Ты все равно не поймешь. Молчи и пользуйся. Бери свое, родственник. Второго раза не будет.

Через двадцать минут, когда он уснул под ней, Ленка тихонько встала и принялась приводить себя в порядок. Она даже не знала, чего ей сейчас больше хочется: задушить всю троицу, с которыми она скоротала ночку, или повеситься самой. Нет. Только не сейчас. Сначала интересно полюбоваться развесистыми рогами на бестолковой голове мужа. Теперь пусть бодается, теперь пусть роет копытами землю, может быть, так до него дойдет, какую боль он причинил ей.

Перед уходом Ленка оставила в квартире маленький сувенир на память о себе. Ночная охотница, пометившая завоеванную территорию.

Посиделки в ляховской квартире, плавно перешедшие в полежалки, может быть, и доставили участникам несколько приятных минут, но каждый из них, кто раньше, кто позже, заплатил за удовольствие гораздо больше, чем был готов заплатить. Маленькие человеческие радости часто влекут за собой большие гадости, как будто некий насмешник их перетасовывает.