Георгий Ланской - Козырная пешка

Женька явно хотела съязвить, но, натолкнувшись на яростный взгляд Агаты, воздержалась. Бокал был уже в руках Игоря, но клофелина в нем, увы, не было. Мы выпили, к счастью не все. Бутылка, тем не менее, была уже пуста. Женька неопределенно пожала плечами и удалилась на кухню, где была еще одна бутылка. И тут мне в голову пришла спасительная мысль. Я незаметно вытащила пузырек с клофелином, и, опустив свой бокал под стол, капнула лекарство в него. Агата, наблюдавшая за моими манипуляциями, вытаращила глаза, а потом кивнула и вышла из комнаты, притормозив возвращающуюся Женьку.

Поднявший с кресла, я, покачивая бедрами, пошла прямо на Нафаню, таращась прямо в его бутылочные глазки и надеясь, что ему не придет в голову осушить бокал раньше времени или и того хуже, выронить его. Ему и не пришло. Он замер, не донеся коньяк до рта, несколько раз судорожно сглотнул и смотрел, как сушеная рептилия на вырез моего платья.

Пугающий мертвый взгляд Нафани был мне омерзителен. Будь я великой актрисой, я представила бы себя идущей на эшафот Марией-Антуанеттой. Но актриса я была так себе, поэтому вместо палача с тугими мышцами и острым сверкающим топором все равно видела эту отвратительную рожу с неопределенно размазанными по лицу губами, с которых чуть ли не слюна бежала. Преодолевать плескающееся во мне раздражение мне помогала мысль о необходимости пройти через это, как от необходимости поднять упавшую в кучу мокриц нужную вещь. Да, он казался мне мокрицей, полупрозрачной, бесцветной, сучащей своими многочисленными колючими лапками, безвредной, но противной и гадкой. Игорь был не слишком умен, а его ослепляющая страсть и вовсе лишала его последнего соображения, что было мне на руку. Но мне от этого было не легче.

Я вынула бокал из его руки и сделала глоток, одновременно сунув ему в руку свою коньяк с начинкой из клофелина. Он выпил его жадно, одновременно протянув руку к моей талии. Я мужественно терпела пару минут, которые показались мне вечностью. То ли доза была недостаточно ударной, то ли организм Игоря упорно сопротивлялся клофелину, но он довольно резво шарил своими потными ручонками по моему телу, пока его зрачки не начали закатываться вверх, а на лице не появилось дебильно-умиротвореное выражение. Бокал выпал из его руки и разбился о пол. Игорь сполз из кресла на пол и захрапел.

Я выдохнула. Только тогда я поняла, насколько тяжела была эта минута. Несколько минут я сидела на подлокотнике кресла, а потом встала и шатающейся походкой пересекла комнату и сползла по косяку. Нет, нервишки все-таки надо беречь! Руки ходили ходуном, губы тряслись. Я несколько раз нервно оборачивалась и смотрела на неподвижно лежащего Игоря, опасаясь, что он не дышит. Я думала, что отравила его.

Женька сунула голову в дверь, посмотрела на меня, потом на храпящего Игоря.

– Спекся, суслик? – спросила она и, не дождавшись ответа, подошла к нему и ткнула его носком туфли в бок. Ответом был оглушительный всхрап. Женька удовлетворительно кивнула.

– Алиса, его надо на диван отволочь, чтобы в случае чего ты ему могла сказать, что рандеву состоялось, – сказала подруга. Я кивнула, но даже не двинулась с места.

– Я посижу еще минуточку, – слабым голосом сказала я. – Меня что-то ноги не держат.

– Так понятное дело, – не удивилась Женька. – Я вообще поражаюсь твоему мужеству. Это ж надо, такого монстра целовать. Как тебя не стошнило?

Я отмахнулась. Женька кивнула и споро выскочила из комнаты, зычным голосом призывая Агату на помощь. Вдвоем они вытащили храпящего, как трактор Нафаню из гостиной и положили на диван. Судя по сосредоточенному сопению, они раздевали его. Я сидела на полу, как чурбан, чувствуя, как по всему телу расползается гаденькая сладость, которая появляется после обильной рвоты.

– Алиса, – вдруг позвала Агата странным, срывающимся голосом, – тебе надо это увидеть.

Я поднялась и пошла к дивану. Женька и Агата стояли над тушкой сладко спящего Нафани с одинаково очумелыми лицами. Игорь валялся на диване в неприличной позе, на спине, согнув ноги в коленях, как третьесортный артист балета, в одних трусах. Первое, что мне бросилось в глаза, так это его оттопыривающиеся трусы в синий цветочек. Оттопыривание было чрезмерным для нормального состояния. Я поморщилась. Даже с весьма почтительного расстояния от него несло несвежим бельем. Трусы были грязными, старыми, с желтым пятном от мочи посередине вздымающегося к потолку холмика и каким-то белыми пятнами на пошлых синих маках. Я гневно сдвинула брови, чтобы учинить разнос решившим продемонстрировать сие зрелище Агате и Женьке, но быстро переменила свое мнение, подойдя поближе.

Я не поняла сразу, что такое увидела. Сначала мне показалось, что тело Игоря покрыто какой-то красной сыпью, но, наклонившись над ним, я улицезрела нечто отвратительное.

Руки Игоря были покрыты сетью мелких царапин и шрамов, какие бывают от когтей чрезмерно расшалившейся кошки или порезов безопасной бритвой или скальпелем. Те же царапины покрывали его ноги и живот. Линии были тоненькими. Где-то они уже подживали и отваливались, оставляя белые линии, где-то были почти незаметны. Кое-где эти шрамы были совсем свежими, с едва запекшейся кровью.

Везде эти тоненькие линии укладывались в один узор, образовывая всего одно слово.

Мое имя.

Алиса.

Будто мало мне было за сегодня? Я со стоном отшатнулась и отползла к креслу. Женька набросила на Игоря плед и подошла ко мне, следом двинулась Агата.

– Я думала, что у него ветрянка какая-нибудь, – медленно произнесла Агата, четко выговаривая слова, – еще Женечке хотела сказать, что он нам тут заразу внесет, а потом увидела… это… Алиса, он же психопат!

– И мазохист, – добавила Женька. – Это же как надо тебя любить и как не любить себя, чтобы всего себя исполосовать твоим именем. Только психов нам не хватало. Я прямо таки в эмоциональном расколе пребываю.

– Алиса, – строго сказала Агата, – с этим надо что-то делать!

– Вижу, – слабо улыбнулась я. – Есть ценные предложения?

– Топориком по темечку тюкнуть – и нет проблемы, – эмоционально предложила подруга.

– Прекрасная мысль, – саркастически ухмыльнулась я. – Тюкать ты будешь? А покойника мы традиционно сбросим с моста и поедем туда как всегда среди ночи, в надежде, что нас снова встретят знакомые менты.

– Ой, нет, – содрогнулась Женька. – Никаких больше историй с покойниками.

– Тогда молчи.

– Молчу. Ты у нас генератор идей, вот и думай, – обиделась Женька. – В конце концов, он не меня хочет порубить в мелкий винегрет, а голову забальзамировать на память в трехлитровой банке.

Мы сидели молча до самого вечера. Нафаня спал, посапывая и временами всхрапывая подбитым бомбардировщиком. Женька дулась и демонстративно смотрела в другую сторону. Агата как привидения ходила из угла в угол, иногда прижимая руку к груди. Ничего путнего в голову не лезло. Единственным выходом из этой ситуации было устранить Нафаню раз и навсегда, но на это ни одна из нас не была способна. Так ничего и не придумав, мы с подружкой стали собираться на дело. Агата сунула нам связку ключей, обнаруженных в кармане Нафани, мощную отвертку и громадный гвоздодер.