Джозеф Гарбер - Бег по вертикали

— Эй, мистер Эллиот, а я и не подозревал, что вы питаете ко мне такие чувства! — прорычал Рэнсом.

Дейв проигнорировал его реплику.

— Куропатка, Скворец! Ну как, мы договорились?

Воцарилось молчание. Дейв затаил дыхание. Теперь все зависело от верности. Насколько люди Рэнсома верны своему командиру? Насколько они любят его? Насколько крепки объединяющие их узы? В душах некоторых солдат присутствует стойкость, а это выше простого повиновения. Если человек, за которым они идут, правильный, ничто не может разорвать связь между ними. Они скорее умрут.

Но офицер, которому они отдают свою преданность, должен это заслужить. Дейв не думал, что Рэнсом ее заслужил.

И Куропатка тоже так не думал.

— Договорились.

Голос Куропатки звучал по-военному решительно. Дейв понял, что тот говорит правду.

— Мать вашу, руки прочь от меня! — взревел Рэнсом. — Да я вас под расстрел отправлю, мудаки, только попробуйте меня тронуть…

До Дейва донеслось ворчание и приглушенные ругательства. Из рации Рэнсома послышались звуки, напоминающие шуршание целлофана.

— Куропатка! — позвал Дейв. — Куропатка, вы на связи?

— На связи, мистер Эллиот. Где вы?

— Уже почти в кабинете Леви. Иду по коридору.

— Мы готовы спустить его.

— Одну минуту, Куропатка. Какого размера у него обувь?

— По-моему, двенадцатого. Широкая. Двенадцатый В или С.

Дейв вошел в кабинет Берни. Бойня и бессмысленный ужас, спутники всех войн, сколько их было на свете. Лучше не обращать на них внимания. Это единственный для солдата способ остаться в здравом уме.

— Отлично. Обувь оставьте. Но больше ничего. Даже носки. Только обувь. Вы меня поняли, Куропатка?

— Вас понял, мистер Эллиот.

— Можете называть меня Дейв.

— Он пошел вниз… мистер Эллиот.

Дейв подошел к окну и отдернул брезент. Он посмотрел наверх. Рэнсом только-только показался из-за края парапета. Он был голым и белокожим, и его мускулистое тело было на свой, грубый лад красиво. Даже издалека Дейву было видно, что тело Рэнсома покрывает запутанная паутина шрамов.

«Этот человек носит "Пурпурное сердце". А может, и не одно».

Рэнсом снова взял себя в руки. Он больше не кричал и не сыпал ругательствами. Голос его был ровным и спокойным — лишь чувствовался слабый аппалачский акцент.

— Вы меня очень разочаровали, парни. Вы не справились с ситуацией, как следовало бы опытным профессионалам. Однако еще не поздно…

Дейв нажал на кнопку:

— Куропатка, я не хочу, чтобы его спустили до самого низа. Я вам скажу, когда надо будет остановиться. И постарайтесь сдвинуть его немного влево, чтобы я мог до него дотянуться.

— Вас понял, мистер Эллиот.

— …исправить положение. Парни, вы меня знаете. Вы знаете, что я — человек справедливый. Я готов забыть об этом злосчастном отступлении от воинского долга. В противном случае ваши действия будут называться мятежом. Парни, я хочу, чтобы вы…

Рэнсома развернуло. Его тело проехалось по шершавой гранитной облицовке стены. Дейва передернуло. Рэнсом же не вздрогнул.

— …подумали о мятеже. И я хочу, чтобы вы подумали о вашем воинском долге. Я полностью уверен, парни, что, если вы подумаете о долге, вы поступите уместно и разумно.

— Куропатка, еще пять футов — и остановитесь, — бросил в рацию Дейв.

— Вас понял.

Куропатка и другие, кто остался на крыше, обошлись с Рэнсомом без церемоний. Его лодыжки были крепко перетянуты кабелем. Ток крови остановился, и ноги Рэнсома приобрели уродливый фиолетовый оттенок. Руки Рэнсома были скручены за спиной. Кабель, обхватывающий его поперек туловища, был затянут с такой силой, что плоть выпирала между жилами кабеля. Рэнсому наверняка было больно, но он этого не выказывал. Такие люди, как Рэнсом, никогда этого не выказывают.

Дейв отступил от окна на шаг. В проеме показались обутые ноги Рэнсома. Потом — голые икры.

— Стоп! — скомандовал Дейв.

— Держим.

— Вы не рассчитали, мистер Эллиот, — хохотнул Рэнсом. — Им надо спустить меня еще на пару футов, а то вам будет неудобно сосать мне член.

Дейв пропустил его слова мимо ушей. Он потянулся, поймал левую ногу Рэнсома и развязал шнурки.

— Вы никак думаете, что я там прячу пулемет, мистер Эллиот?

Дейв стащил с Рэнсома правую туфлю и натянул на себя. Туфля подошла безукоризненно, как и левая. Дейв завязал шнурки.

— Пока вы наслаждаетесь вашим временным триумфом, позвольте вам заметить, что если вы думаете, будто поставили меня в неловкое положение, то вы ошибаетесь. И если вы думаете, что можете сломить меня, вы тоже ошибаетесь.

Дейв выпрямился. Он высунулся из окна и схватил Рэнсома за ногу, потом произнес в рацию:

— Куропатка, вы слышали, как Рэнсом описывал ситуацию, в которой я оказался?

В голосе Куропатки прозвучало легкое недоумение.

— Да, сэр. А почему вы спрашиваете?

— Вы все слышали?

— Да, сэр.

— Все про три стадии болезни. Сперва в крови, потом в телесных жидкостях, потом в дыхательной системе.

— Да, сэр. Я все это слышал.

— Вы уверены, что все поняли?

— Да, сэр.

— Вы знаете, что я сейчас нахожусь во второй стадии? Что болезнь может передаваться через мою кровь, мочу и слюну? Насчет питья из одного стакана, любовных укусов, поцелуев и всего такого прочего?

— Я все понял, сэр. А теперь можете вы мне объяснить, почему вы задаете все эти вопросы?

— Конечно, — отозвался Дейв. — Или лучше выгляните с края и посмотрите.

Дэвид Эллиот посмотрел в лицо своему врагу. Он больше не ненавидел этого человека. Если он что-то и испытывал к нему, так это легкое сочувствие.

Рэнсом ответил ему яростным взглядом.

Дейв улыбнулся. Как ни странно, это была искренняя улыбка, теплая и по-своему дружелюбная.

В глазах Рэнсома горела почти физически ощутимая ненависть.

— Ну валяй, действуй, Эллиот. Давай, не тормози. Я жду не дождусь, когда же я узнаю, что за извращенное дерьмо у тебя на уме.

Улыбка Дейва сделалась шире. Он повысил голос, чтобы его услышали люди на крыше.

— Что у меня на уме, приятель? Поцелуи — вот что у меня на уме. Только и всего. Всего лишь поцелуи и немного любовных укусов.

Когда Дэвид Эллиот спустил Марджи Коэн из разбитого окна на втором этаже, сверху несся отдаленный, но явственно слышимый, исполненный ужаса вой Рэнсома.

Он так и продолжал звучать, когда они пустились бежать навстречу рассвету.

Одинокий мужчина верхом на лошади.

Его зовут Дэвид Эллиот. Он долговяз и темноволос; лицо его еще не побелело под натиском завершающей стадии болезни.