Роджер Желязны - Покойся с миром

Когда телеграфная линия была проложена, появились поселенцы. Как и в вашей стране, возникла вражда между поселенцами и индейцами. Она сохранилась до наших дней. Есть жертвы с обеих сторон, но сейчас страдают в основном индейцы. А в те времена ситуация была совсем скверной, и правительство обратилось за помощью к Рондону, зная, что у него много друзей в джунглях. Он основал Службу охраны индейцев, многое сделал для обеспечения мира и улучшения жизни коренного населения. Когда он умер — кажется, в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году, — оказалось, что он помог более чем ста пятидесяти тысячам индейцев, более чем ста племенам. Это он создал сеть станций охраны индейцев по всей Бразилии. Говорили, что он заслуживает Нобелевской премии мира за свою работу.

— Но, несмотря на все усилия, приложенные Кандиду Рондоном, — продолжила она, — ситуация до сих пор напоминает ту, что существовала у вас на Диком Западе. Есть люди, которые зарабатывают на жизнь как профессиональные убийцы индейцев, потому что поселенцам нужны земли, сборщикам каучука — деревья, горнякам — полезные ископаемые. Нет, дело обстоит гораздо лучше, чем прежде, и все же до идеала еще далеко. Многие племена стоят на грани полного исчезновения. Цивилизация не может предложить им ничего, кроме болезней и нищеты, а поселенцы, сборщики каучука, охотники и горняки угрожают существованию старых традиций. Индейцы нуждаются в защите от цивилизации. У нас сохранилась Служба охраны индейцев с ее парками и заповедниками. Но ими управляет правительство, а не народ. Этого недостаточно. Нужен другой Рондон.

— И вы думаете, что Эмиль Бретан… — сказала Мария.

— Да, — кивнула Вера. — Он давно помогает нам. Чем только может. Недавно предстал перед народом лично. Я присутствовала при этом и твердо знаю, что все произошло так же, как в те времена, когда Рондон пришел к вождю племени намбиквара. Все в его облике свидетельствовало о величии и чистоте помыслов. Я сразу же поняла, что он великий человек. Все это поняли. И он уже позаботился о моем народе. Он очень умен. Сказал, что останется с нами надолго, и я поверила ему. Вы спросили, что связывает меня с ним. Он назначил меня своим секретарем, — закончила она.

Нотки этнической гордости и болезненного самомнения настолько отчетливо слышались в ее голосе, что я уже не сомневался: этот Бретан чертовски ловкий мошенник. Слушая Веру, я кивал и улыбался в нужные моменты и одновременно копался в глубинах памяти. Да, я слышал или даже читал об этом Кандиду Рондоне, кажется, несколько лет назад. Великолепная идея — воспользоваться местной легендой подобным образом и тем самым обеспечить себе мгновенную лояльность. Я еще тогда удивился, как он сумел добиться столь впечатляющих результатов за такое короткое время. После рассказа Веры я стал относиться к этому человеку с еще большим уважением.

— Интересно, что он хочет нам передать? — услышал я голос Марии.

Наш обнаженный проводник достиг вершины и теперь разговаривал с Эмилем и еще с одним мужчиной. Инструкции, очевидно, были получены, и наш проводник снова исчез.

Вера пожала плечами:

— Не знаю.

Когда я через несколько секунд поднял взгляд, на вершине никого не было.

Я услышал далекие раскаты грома и понадеялся на то, что ливень зальет Моралеса с его ищейками, а заодно и смоет все следы, которые мы могли оставить. Несколько затяжек, улыбка на лице Марии, теплое чувство, еще несколько раскатов грома, чистый, освежающий запах от ручья — и мне стало весело.

Через некоторое время наш проводник вернулся. С флягой воды, которую тут же отдал нам. Пока мы утоляли жажду, он успел поговорить с Верой и вторым проводником.

Вера повернулась к нам.

— Вы пойдете со мной и Поми, — сказала она Марии, указав на второго проводника.

— А вы пойдете с Йомом. — Она кивнула на только что вернувшегося с холмов.

— Почему? — спросила Мария.

— Потому что он так пожелал.

— Но я тоже хочу встретиться с ним.

— Может быть, еще встретитесь. А сейчас он желает говорить только с мистером Уайли. Следуйте за нами, я позабочусь о том, чтобы вы чувствовали себя в безопасности.

Мария посмотрела на меня, нерешительно наморщив лоб.

Я кивнул.

— Ступай, — сказал я. — Видимо, есть причины. До сих пор мы им доверяли.

Она, покусав нижнюю губу, кивнула:

— Да, ты прав. Хорошо.

— До встречи, — сказал я.

— Да, до свидания. Береги себя.

Они втроем ушли влево, к подножию холмов. Йом повел меня вправо.

Мы продирались сквозь заросли по меньшей мере десять минут, и я не заметил даже намека на тропинку. Потом под ногами стало просматриваться некое ее подобие. Холмы долго оставались слева, пока не исчезли из виду. Несколько раз мы выходили на берег ручья. Наконец тропа стала широкой.

Минут через двадцать пять ручей превратился в реку, и я заметил поселок. Еще через пять минут мы вошли в него.

Голые ребятишки, прекратив играть, уставились на меня, посасывая пальцы. Они толпой пошли следом за мной. Голые взрослые пальцев не сосали и следом не шли, но отрывались от своих занятий и молча смотрели на меня. Несколько коз и множество куриц проигнорировали мое появление и продолжали рыться в отбросах. Хижины были построены из неокоренных бревен и крыты соломой. Река протекала всего в считанных ярдах, на берегу я увидел несколько каноэ. Дым уходил в затянутое тучами небо, запах приготовленных по неизвестным рецептам блюд бил в ноздри. Сверкнула молния, снова донеслись раскаты грома, и пыль под моими ногами начала покрываться оспинами от капель дождя.

Мы шли и шли, и я видел, что поселок гораздо больше, чем мне показалось сначала. Он тянулся вдоль излучины реки, а когда мы миновали густые заросли, оказалось, что он продолжается и дальше. Йом подвел меня к одной из хижин и жестом предложил войти. Отодвинув полог из тонкой ткани, я вошел.

В хижине никого не было. В центре — грубый стол, на нем пачка почтовой бумаги, прижатая плоским камнем, шариковая ручка, пустой таз, свисающая с края салфетка из махровой ткани, сложенное полотенце, небольшое зеркало, безопасная бритва и пилка для ногтей. На бумаге ничего написано не было. У изголовья низкой кровати стояли два чемодана, по виду достаточно дорогие. Они были заперты. У стола стоял стул, рядом с дверью — низкая скамья. В упаковочном ящике в дальнем углу — фаянсовая посуда и банка с табаком. Над ним, на крючке, — мачете в ножнах. Шесть маленьких окон с узкими неокоренными подоконниками, на которых различные безделушки, горшки, банки с растениями, а на одном — зелено-желтый попугай, который, медленно поворачивая голову, пристально следил янтарным глазом за каждым моим движением.

Взглянув в окно, я отметил, что толпа детишек начала расходиться, но Йом так и не оставил свой пост у двери. Я выпил воды из висевшей у окна брезентовой фляги и сел на скамейку.