Ирина Арбенина - Черное солнце

И на желтых листьях будет лежать труп или хотя бы истекающий кровью раненый человек — окажется, что это просто уголовное преступление.

А Зворыкина все не было. И присутствующие заметно поскучнели. Тогда Медынский, важно расхаживая по поляне, пустился в объяснения.

— Дуэль — предрассудок, но честный человек, который вынужден обращаться к ней, не предрассудок! — возвестил Медынский громко.

Присутствующие только кивали. Возразить было трудно. Умри, лучше не скажешь! Кому только придется на этой полянке умереть? Вот вопрос.

— Только пунктуальное следование установленному порядку отличает поединок от убийства. От тяжести нанесенного оскорбления зависит и характер дуэли. Начиная от формального обмена выстрелами до гибели одного или обоих участников.

— Чудненькая перспектива! — вздохнула Светлова.

— Если примирение невозможно, секунданты составляют письменные условия и тщательно следят за соблюдением процедуры. За образец можно взять самую известную в России дуэль. Вот условия, подписанные секундантами Пушкина и Дантеса. Подлинник, господа, по-французски! Я же ознакомлю вас с переводом.

Медынский вытащил из кармана листок и принялся торжественно зачитывать:

— "Противники становятся на расстоянии двадцати шагов друг от друга и пяти шагов для каждого от барьеров, расстояние между которыми равняется десяти шагам.

Вооруженные пистолетами противники по данному знаку, идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьеры, могут стрелять.

Сверх того, принимается, что после выстрела противникам не дозволяется менять место, для того чтобы выстреливший первым огню своего противника подвергся на том же расстоянии.

Когда обе стороны сделают по выстрелу, то в случае безрезультатности поединок возобновляется как бы в первый раз, противники становятся на том же расстоянии в двадцать шагов, сохраняются те же барьеры и те же правила.

Секунданты являются непременными посредниками во всяком объяснении между противниками на месте боя".

Медынский с удовольствием декламировал. Народ же немножко заскучал.

Зворыкин явно опаздывал, и были все основания объявить его неявившимся!

Заставлять себя ждать на месте поединка, как объяснил собравшимся Медынский, крайне невежливо.

— Явившийся вовремя обязан ждать своего противника не более четверти часа, — заявил Медынский. — По прошествии этого срока явившийся первым имеет право покинуть место поединка и его секунданты должны составить протокол, свидетельствующий о неприбытии противника.

Но генерал Тегишев явно не собирался покидать место поединка. Он не уходил.

И строго-настрого запретил секунданту, то бишь Медынскому, явно получающему от всей этой истории огромное удовольствие, составлять этот самый протокол, «свидетельствующий о неприбытии противника».

— «Я буду целиться тебе в лоб, где, как известно, всякая пуля, и менее горошинки и более вишни, производит одинаковое действие!» — бормотал Игорь Багримович, сердито повторяя одну и ту же фразу.

Очевидно, это была цитата из какого-то литературного произведения или чьих-то мемуаров.

Генерал упорно дожидался Зворыкина.

— Юля! — осторожно начала Светлова. — А что за «гадости», если не секрет, пишет о вашем отце Зворыкин?

— Какой уж тут секрет, если тираж у газеты, в которой работает Зворыкин, полмиллиона.

— Знаете, сейчас так много всего печатается. Я как-то пропустила… Не читала, каюсь.

— Не кайтесь. Вы мало что потеряли.

— А все-таки, что за «гадости»?

— Да всякая чушь.

— Ну, какая именно?

— Интересно?

— Слушайте, я все-таки имею право знать подробности, при том, что вы в четыре утра вытащили меня в этот лес?

— Ну, что отец якобы причастен к распродажам имущества ЗГВ. Он же, перед тем как уйти в отставку, служил в Германии. Когда оттуда выводили войска…

Ну, знаете, все эти обычные домыслы о растранжиривании и присвоении военного имущества.

— А-а! Слыхала, слыхала. Продал генерал с десяток вертолетов и удалился на покой. На заслуженный отдых.

— Ну, что-то в этом роде.

— И все это не правда?

Юлия пожала плечами:

— Вы что, не видите? — Она обвела нервным жестом поляну. — Не видите, что отец по-настоящему обиделся? А мог бы поплевывать с высокой колокольни. Как это делают все остальные.

Зворыкин так и не приехал.

В иные времена, в веке эдак девятнадцатом, это бы означало правоту генерала. Но что это означало теперь, в конце двадцатого века? «Означало ли это в „нашем случае“, — думала Светлова, — что генерал не торговал вертолетами? Или только то, что у Зворыкина с утра сильно болела голова с перепоя?»

При том, что дуэль для всех, кроме романтика Медынского, ушла в прошлое безвозвратно, и оскорбления более не полагалось искупать кровью.

Ответить на этот вопрос с достоверностью не представлялось возможным.

Однако, когда Медынский торжественно и театрально возвестил, что дуэль не состоится, Игорь Багримович вдруг пошатнулся и, схватившись за сердце, опустился на покрытую инеем траву.

Словно выстрел, не сделанный противником, все-таки достал его!

Юля ахнула и, побледнев более обычного, бросилась к отцу.

На поляне все засуетились.

— Сердце!

Девушка Юлия — аптечка все это время была у нее наготове под мышкой! — принялась отсчитывать шарики нитроглицерина.

Через несколько минут стало понятно, что приступ оказался несильным. Понемногу лицо генерала приобретало обычный цвет, он глубоко вздохнул.

И только теперь окружающим стало понятно, как генерал нервничал во время всего этого театрального, фарсового, на посторонний взгляд, действия.

Генералу помогли подняться.

— Я зверски голоден. Ничего не ел со вчерашнего дня! — пророкотал он. — И все из-за этого засранца Зворыкина!

— Что так? Еда в горло не полезла? Стресс?

Страх? — поинтересовалась Светлова.

— Дудки! Я и не думал нервничать, но это, знаете ли, старое мудрое правило перед поединком. «При несчастии пуля может скользнуть и вылететь насквозь, не повредив внутренностей, если они сохраняют свою упругость…»

— Ах, вот что!

— Именно так. Хочешь остаться жив при «несчастии», то есть когда пуля все-таки попадет в тебя, — не набивай пузо. Кроме того, натощак — это отмечали все бретеры! — и рука вернее!

Все-таки выходило, что эта затея с дуэлью была для генерала чем-то очень серьезным, более серьезным, чем могло показаться на первый взгляд.

Аня остановилась, с неподдельным интересом наблюдая, как Юлия складывает лекарства в аптечку.

Казалось бы.., у ее отца только что случился приступ.

Дуэль, волнение, тревога… Словом, без преувеличения, сверхэкстремальная ситуация.