Ирина Арбенина - Черное солнце

— Итак?

— Тогда ведь все было не так, как сейчас. Все иначе. Я молодой военный… Я был военным, понимаете? И я делал то, что полагалось мне по долгу службы. Не очень, кстати сказать, задумываясь над тем, что мы вообще там делали. К тому же, знаете ли, эпоха глобального противостояния… В свете реальной угрозы ядерной войны — пара-тройка новых вирусов… Право же, все это казалось пустяками. Ну, ничего зазорного мы тогда в этом не видели! К тому же военные во всем мире одинаковы, их профессия — война и.., мы создали его. Что вы теперь от меня хотите?..

— Ничего себе, «что я хочу»?! Я хочу не подвергаться опасности заражения! И другие люди тоже, думаю, рассчитывают на такой-то пустяк. Такую «любезность» с вашей стороны.

— Этот вирус не может стать источником эпидемии. Он не передается от человека к человеку. Ну, извините, с чиханием или кровью…

— Ни «едва соприкоснувшись рукавами»?

— Никак! Этот вирус создавался как оружие одноразового применения. Для спецагентов, разведки… Ну, в общем, для всех заинтересованных. Для определенного контингента сотрудников. Укол — и жертва умирает от болезни с симптомами лихорадки.

— Но ведь Гец и другие заразились!

— Да, заразились. В результате внештатной ситуации и ЧП. От вируса из разбитой пробирки, а не от другого человека! В чем вы меня обвиняете?

Анна уже готова была согласиться. Возможно, действительно, вирус не передается от человека к человеку. Ни в деревне Ковде, ни в Линибурге не было случаев заражения. Получалось, что вирус, в самом деле, погибал вместе со своими носителями.

— Игорь Багримович… А что за инъекции были сделаны Осипу Николаеву?

Тегишев отвернулся к окну.

— Дело прошлое.

— А все-таки?! Умер-то Осип в настоящее время.

— Я не хочу об этом говорить.

— Почему он умер?

— Какое это теперь имеет значение, если он все равно умер?

— Но ведь он должен был спастись?

— Это…

Обычно уверенный в себе генерал говорил теперь с некоторым затруднением.

— Это то, в чем я, действительно, виноват. Я сказал им всем, что вакцина готова. Я ввел их в заблуждение.

— Как вы могли?

— Не было тогда еще полноценной вакцины, и я не мог ничем помочь. Но все же вроде обошлось.

Кто мог подумать, что так случится? И спустя столько времени… Двадцать лет!

— Но как вам удалось все скрыть?

— Понимаете, схема организации была такова, что работа нескольких отделов замыкалась на мне.

Между собой сотрудники этих отделов и лабораторий не взаимодействовали. Это было категорически запрещено. Все давали подписку о неразглашении. Поэтому они не могли проверить мои слова.

— Я еще могу поверить, что вы в состоянии заставить молчать солдата из деревни Ковда. Но как вы договорились с Гецем?

— Видите ли, он страстно мечтал уйти из армии.

У него было блестящее медицинское образование.

Но как выпускник Военно-медицинской академии он должен был отслужить свое. Я обещал ему и, в общем, помог в итоге уйти на гражданку. Успокоил его тем, что вакцина нейтрализует вирус и просил Забыть об остальном.

— Но вспомнить ему все-таки пришлось, правда, двадцать лет спустя!

— А вакцина… Знаете, это обычная вещь при социалистическом планировании. Вариантов, когда вирус выходит из-под контроля, немало. Один отдел, занимающийся созданием биологического оружия, уже закончил работу, а другой, работающий над созданием вакцины и защиты, — запаздывает.

Работа над этой противовирусной вакциной еще не была окончательно завершена. Но Николаеву сделали укол…

— Так же, как Гецу?

— Да. Но вакцина, очевидно, не уничтожила вирус, а только, может быть, подавила его на время.

— И все эти годы он продолжал существовать в организме Геца и Николаева?

— Возможно.

— А потом что-то случилось?

— Возможно.

«Солнце.., солнце оказалось черным!» — подумала про себя Светлова.

— А Марион Крам вас шантажировала? — вдруг спросила она.

— Да, представьте! Она прислала мне глупое письмо с угрозами и немыслимыми требованиями. Но что из того? Я и не думал относиться к этому всерьез. Мне, знаете ли, это было совсем не страшно.

— Генерал, вы никогда не спрашивали о смерти Марион Крам. Хотите знать, как это случилось?

— Она была больна?

— По заключению экспертов, она была практически идеально здорова — для своего возраста. Все внутренние органы в идеальном порядке. Она погибла от циана.

— Может быть, это самоубийство?

— А потом, отравившись, она расшибла сама себе голову?!

— Ну, не знаю…

— А я знаю… Ее убили. А уже потом, мертвой, ей размозжили голову каким-то тяжелым предметом.

Аня заметила, как генерал побледнел.

— Искали орудие преступления. В том числе и на дне амстердамского канала. Но ничего не нашли.

— Ну, чем же я-то могу помочь?

Было заметно, что Тегишеву с трудом удается сохранять безразличный вид.

— Почему вы не уничтожили письмо Марион Крам?

— Почему? — Генерал усмехнулся. — А почему любят стерв? Именно потому, что они стервы. Милые добрые покладистые женщины — пресны. Скучны.

Такой была Юлина мама. Самый решительный поступок, который она совершила, — это умерла.

А так — ни рыба ни мясо — сплошное собачье заглядывание в глаза, материнская забота и «чего изволите?».

Я, конечно, отыскал бы после того, как мы расстались, Машку — не выдержал. Но она упорхнула куда-то за границу. Вышла замуж. Ну а бегать за ней по миру мне уж было не с руки. Да и вряд ли она уже променяла бы эту их цивилизованную жизнь на мои условия. Пусть даже и генеральские.

Но это я потом затосковал, много позже…

А тогда, в Октябрьском-27, когда мне предложили повышение, я понимал, что если женюсь и увезу ее с собой, то пропал. Эта замечательная хищница разорвет меня в клочья: на тряпочки, колготки, шубки, брильянтики. Это ведь ее жизненное предназначение — поедать мужчин. С этим свойством такие, как она, знаете ли, рождаются. Перенять это, научиться — невозможно. Иногда обычные женщины пытаются им подражать. Начинают стервозничать, требовать и удивляются, когда их посылают — далеко и с легкостью. Не срабатывает.

Таких женщин, как Маша, узнаешь с первого взгляда. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что к чему. Стоило взглянуть на нее…

Конечно, для мужчин это сладкая погибель. Но я был молод, амбициозен, и мне хотелось еще «пожить»: сделать карьеру, иметь детей — наследников, семью, дом.

Для всего этого замечательная Маша с ее дикими голубыми глазищами не годилась. И я ее бросил.

Тут, знаете, даже есть момент утверждения превосходства: мне хотелось доказать себе — я сильней и могу это сделать. Могу, если захочу, избежать капкана, хоть Маше и казалось, что он уже захлопнулся.