Валерий Ильичёв - Сладкая месть

— Погоди. Их трое. По-настоящему опасен лишь высокий белесый парень. Его надо ликвиднуть первым. Я зайду в избу, а ты парой минут позже займи исходное положение у дверей. Я начну, а ты придешь мне на помощь. Ну как?

— Давай! Только не медли! — мужик нерв-ничал и спешил. И его можно было понять.

Не тратя времени на лишние разговоры, Тягач заторопился назад в избу. Самурай и Садко продолжали поглощать пищу, а Баран грубо пытался обнять хозяйку. Тягач, пересилив желание сбить Барана с ног, прошел к скамье и сел возле своего автомата.

— А где Хорек? — поинтересовался Садко.

— Сзади идет. Сейчас появится, — как можно беззаботнее ответил Тягач, — давайте пока допьем. Хозяин сказал, что у него в погребе, в сарае, есть бутыль самогона. Так что без выпивки не останемся.

С этими словами Тягач уверенно взял остатки спиртного и стал разливать в стаканы:

— Эй, Баран, давай сюда. Сначала тяпнем по маленькой. Пока самогон Хорек не принесет.

Его расчет оправдался, и Баран неохотно оставил хозяйку в покое и рысцой рванулся к столу. Он быстро опрокинул стакан и уже сделал шаг, чтобы продолжить свои атаки. И в эту минуту внезапно распахнулась настежь дверь и рванувшийся вперед Самурай упал на пол, сраженный пулей, разворотившей ему грудь. В тот же момент Баран шагнул к столу, где на краю лежал его автомат, и Тягач выстрелом от бедра в упор свалил его. Почему хозяин не стал стрелять в Садко, Тягач не мог понять. Судя по всему, его остановила полная недвижимость предводителя незваных гостей. Тот замер, как статуя: в одной руке у него был поднесенный ко рту стакан со спиртным, а в другой — вилка с нанизанным на неё куском сала. К чести Садко было видно, что он застыл не от ужаса, а трезво оценив ситуацию и обоснованно предполагая, что в не оказывающего сопротивления человека метеоролог стрелять не будет.

Не спуская с Садко глаз, Тягач быстро забрал лежащее рядом с ним оружие. И даже нож убрал подальше. Хозяин уже не обращал на них внимания. Он стоял возле жены и дочки, рыдающих от пережитого страха, и как мог утешал их. В дверь заглянул мальчонка и, кинувшись к отцу, заревел ещё громче женщин.

— Это надолго, — прикинул Тягач и кивнул Садко: — Допей, что сидишь как пень.

Тот неспешно, опасаясь подвоха, жадно выцедил спиртное и, поднеся кусок мяса ко рту, принялся откусывать помалу и жевать лакомство, словно понимая, что радостей в жизни у него почти не осталось.

Тягач неторопливо поднялся:

— Ну все, Садко. Вставай медленно и повернись спиной. Руки назад. Не суетись. Нам теперь спешить некуда!

Он связал руки Садко быстро и ловко, как его учили в армии. Садко молча выполнял все требования. А хозяин внимательно наблюдал за его действиями. Когда Тягач усадил связанного Садко на скамейку, метеоролог кивнул на тела Самурая и Барана:

— Поможешь мне вынести их во двор и сбросить в овраг. А сам с приятелем твоим переночуешь в сарае.

И этот приказной тон, и перспектива провести ночь в холодном сарае не понравились Тягачу, но и особой обиды на метеоролога не имел: он сам бы не доверил бежавшему из колонии бандиту ночевать в избе вместе с собственной семьей. Прежде чем вынести тела убитых соучастников побега, он выгреб из их карманов деньги, остатки припрятанной от товарищей пищи и уж потом вместе с хозяином в полной темноте отнес и скинул трупы в небольшой овраг.

— Завтра перенесем в другое место, — заметил хозяин, — пусть зверье ими лакомится подальше от моего дома.

— Хорошо, только помоги мне тело того Хорька из сарая сюда же бросить. Это не лучшее соседство на ночь.

Хозяин согласно кивнул:

— Пойдем!

Труп Хорька последовал вслед за другими. Зайдя в избу, Тягач взял автомат и, несмотря на то, что метеоролог недовольно покосился, вытащил магазины из двух других, благоразумно не тронув автомат, находящийся теперь в руках у хозяина. В сопровождении хозяина они вместе со связанным Садко, неуклюже передвигающим ногами, прошли в сарай.

— Похоже, мы теперь с тобой в одной лодке, — попробовал завязать доверительный разговор Тягач.

Но хозяин резко произнес:

— Я так не думаю. Хотя и добро не забываю. Завтра поговорим. Спите! Утро вечера мудренее.

И он, не оглядываясь, вышел из сарая. Странно, но именно эту же фразу сказал час назад сам Садко. Воистину человек не знает своего будущего. Тягач, с силой рванув Садко в сторону, подсек его и заставил лечь на бок на подстилку из рваного одеяла и, связав ещё и ноги, прошел в угол и присел на короткий топчан. Он знал, что думы о грядущем дне и долгом пути домой не дадут ему уснуть.

Прошло не менее часа, прежде чем в эту ночь Садко решился с ним заговорить.

— Эй, Тягач, помоги повернуться на другой бок, а то все тело затекло.

Тягач, держась настороже и опасаясь ловушки, все же приблизился к Садко и, убедившись, что все в порядке, усадил Садко поудобнее. Затем достал табак, скрутил самокрутку, зажег и всунул в рот бывшему попутчику. Тот не сказал ни слова благодарности, молчаливо и жадно затягиваясь дымом. И это молчание волновало и тревожило Тягача, ожидавшего обвинения в предательстве. Он сам спросил:

— Чего не проклинаешь? Не говоришь, что я предал вас всех?

Садко докурил самокрутку, сплюнул окурок и только тогда равнодушно пояснил:

— А зачем языком болтать? Разве и так не все ясно! К тому же какое это предательство? Я давно уже знаю, что в этой жизни каждый за себя. Ты решил сыграть на стороне хозяина. Может быть, и правильно! Глядишь, и поможет тебе этот метеоролог. Кто знает. Или предаст, вот как ты меня. Ну ладно, давай пока отдыхать и думать!

— О чем думать-то?

— Да о жизни и смерти. О чем нам с тобой сейчас думать! Больше не о чем.

— Ишь ты, философ.

— Перед лицом вечности и забытья человек начинает мудростью наполняться. И почему только люди так не живут каждый день, словно он последний? Глупо живут и глупо умирают. Когда-нибудь, и может очень скоро, и ты, Тягач, в последние свои мгновения поймешь нечто важное, что и словами-то не выразить.

— А почему ты думаешь, что это твои последние мгновения?

— Не дури, Тягач. Тебе меня в живых оставлять никак нельзя. Я для тебя опасен. Вот и выходит, сколько ни сомневайся, а к утру все равно решишь меня кончить. Так что не мучайся понапрасну. Да и для меня это лучше: назад в зону, хоть и живым, я не пойду. А вот как тебе меня убить и в какой момент, я подскажу, ты уж будь добр — исполни!

Тягач помолчал. Садко был прав, но предстоящее дело ему было неприятно. Странно получается: он спас этого человека несколько дней назад и он же вынужден будет отобрать завтра утром у него жизнь. А может быть, в этом имеется какой-то скрытый смысл, пока ему непонятный?

Задремал Тягач только под утро. Но ненадолго. Он проснулся оттого что Садко окликнул его: