Дэнни Кинг - Дневник грабителя

Мне становится страшно, и я ничего не могу с собой поделать. Я задумываюсь, как сейчас чувствует себя Олли. Так же, как я? Конечно, когда мы вновь с ним увидимся, наболтаем друг другу кучу ерунды, скажем, что, попавшись, ничуть не испугались и тому подобное. Но в камере в данное мгновение я один, и мне страшно.

Я надеюсь, что нас с Олли посадят в одну тюрьму. Надеюсь, что не разревусь, когда меня поведут вниз по ступеням. Я надеюсь, что, пока меня нет, Мэл хоть иногда будет обо мне вспоминать.

Почему я не бежал быстрее?

Скоро должен прийти Чарли. Расскажет, на что мне настраиваться. Быть может, на шесть месяцев или даже на целый год.

Целый год? Черт!

Сидеть в течение года в подобной каморке! И все это время выполнять чьи-то указания. И не пить. Хоть бы мне дали всего шесть месяцев. Шесть месяцев я еще выдержу, год — ни за что.

А если нас засадят не на полгода и не на год, а на полтора? У меня леденеет сердце. Полтора года! Два футбольных сезона. Нет, этого я не переживу, я точно знаю. Максимум год, год — еще куда ни шло.

У меня страшно замерзли ноги.

А мой дом? — продолжаю думать я. Дом у меня точно отнимут. И все, что в нем. Быть может, они выпустят нас на время под залог, пока не состоялся суд? Тогда я сбегу, черт возьми, определенно сбегу. Во Францию, года на два. Для этого в наши дни даже паспорта не требуется. Там я смог бы найти какую-нибудь работу — на виноградниках или в баре, что-нибудь в этом роде. Стал бы зарабатывать деньги, жить тихо и спокойно, тогда никто ни о чем и не догадался бы. Язык бы выучил, загорел бы. И Олли взял бы с собой. А может, и Мэл тоже. Она любит Францию, даже немного знает французский. Франция. Неплохая идея. Очень даже неплохая идея.

В таком случае матери, конечно, придется выложить на залог и потерять определенную сумму, но ведь я верну ей эти деньги. Она непременно согласится мне помочь. Интересно, откладывали ли они хоть понемногу на черный день? И согласились бы забирать меня под залог, если бы узнали, что я намереваюсь сбежать?

А что, если мне дадут всего три месяца? Три месяца — это не страшно, я с легкостью отсидел бы такой срок. Зачем тогда бежать? Но как я узнаю сейчас, сколько получу? А если это будет и впрямь три месяца, а я все же сбегу и меня поймают? Тогда увеличат срок до года или даже до полутора лет. Черт! Может, существует какой-нибудь способ выяснить, сколько тебе грозит, еще до суда? Или это невозможно? Если бы я был посмелее, то точно махнул бы во Францию, но, с другой стороны, бежать не имеет смысла, если отсидеть придется всего каких-нибудь три месяца.

Я задумываюсь о том, как там, в тюрьме, на самом деле.

Уж точно совсем не так, как описывает Роланд. Если верить его словам, отсидка — это сплошное гребаное чаепитие. Но я чувствую, что там все совсем по-другому. Что там ужасно. В камерах сидят по трое, гадят на виду у тех, с кем даже не знаком, моясь в душе, смотрят друг другу в спины. Уверен, это сплошной кошмар.

Почему мы не пошли в гости к тем старушкам? С ними мы были бы в безопасности. Смылись бы с улицы, выпили бы по чашке чая, вызвали бы такси. И почему я постоянно слушаю Олли?

Интересно, как он там? Возможно, заснул. Вот бы и мне поспать. Вот бы выбраться отсюда. Вот бы лежать сейчас в кровати рядом с Мэл.

О, Мэл. Как бы я хотел, чтобы ты была сейчас со мной. Как бы хотел повернуть время вспять, помириться с тобой. О, Мэл, моя сладкая красавица. Прости меня.

Чарли появляется в начале третьего. Атуэлл впускает его и на некоторое время оставляет нас вдвоем.

— Привет, Чарли.

— Привет, Адриан. Как себя чувствуешь?

— Ноги замерзли, — говорю я.

— Не беспокойся, через минуту мы пойдем беседовать с сержантом Хейнсом. Я попрошу сержанта Атуэлла принести тебе ботинки.

Чарли стучит в дверь и просит Атуэлла вернуть мне обувь. Тот выполняет его просьбу. Пока я обуваюсь, Чарли садится на стул и начинает разговор. Раньше все происходило иначе — разговаривать постоянно пытался я, он же только задавал мне по нескольку вопросов. На сей раз все по-другому. Чарли заговаривает приглушенным шепотом, никогда в жизни он не беседовал со мной подобным образом.

— Ты должен все сделать так, как я скажу. А пока я не подам тебе знак, вообще молчи. И пообещай, что на сей раз не будешь когда надо и не надо раскрывать свой рот. Ты все понял?

— Что происходит, Чарли? — спрашиваю я.

— Тебе грозит тюрьма, Адриан. Год или даже два. Но у нас есть возможность выкрутиться, естественно, если ты в этом заинтересован. Ты в этом заинтересован?

— Возможность выкрутиться? О чем ты?

Два года, отдается запоздалым эхом в моей голове. Черт возьми.

— Перестань задавать вопросы, Адриан. Я жду ответов. Ты готов сесть в тюрьму? Да или нет?

Я смотрю на Чарли, пытаясь догадаться, к чему клонит этот хитрец. Каким образом ему удастся отмазать меня от тюряги? Неужели хочет, чтобы я настучал на кого-то из ребят, чтобы стал коповским информатором?

Два года! Нет, этого я точно не переживу!

— Ты желаешь избежать заключения, Адриан? Да или нет?

— Да.

— Ты должен строго следовать моим указаниям. Понял?

— Да, — отвечаю я.

— Прекрасно. Мы с тобой оказались в весьма занятной ситуации, Адриан, я бы даже сказал — в исключительной ситуации. У сержанта Хейнса есть к тебе одно предложение.

— Я не стукач, — отрезаю я.

— Адриан, ты опять меня перебиваешь. Если ты продолжишь вести себя подобным образом, все испортишь. Но чтобы успокоить тебя, я заранее говорю: сержант Хейнс не ждет, что ты будешь на кого-то ему стучать. Он желает прямо противоположного: чтобы ты молчал. Чтобы, если выйдешь отсюда, никому не говорил ни слова. Никому, слышишь? Даже родной матери.

— Об этом пусть не волнуется. Матери я и так никогда ничего не рассказываю.

— Адриан.

— Прости. Продолжай.

— Хейнс хочет заключить с тобой сделку: если ты ничего никому не скажешь, ничего не станешь предпринимать, то можешь быть свободен. Все очень просто. Верь, не верь, но это правда. Решение за тобой.

Я ничего не понимаю. И ума не приложу, почему Соболь собирается меня отпустить. Взять и отпустить после стольких лет? И с какой это стати Чарли заговорил о нем так по-доброму? Я ровным счетом ничего не понимаю. От меня явно что-то утаивают — что именно, я не знаю.

Но задавать вопросы боюсь, так как не хочу все испортить.

У меня есть возможность избежать заключения. Но что это за возможность?

— А Олли? — спрашиваю я.

— И Олли тоже. Вы оба можете выйти на свободу за обещание молчать. Ты согласен?

Я смотрю на Чарли и по-прежнему ничего не понимаю, но я согласен. Я киваю, внезапно охваченный страхом говорить что бы то ни было.

— Ни о чем не беспокойся, Адриан, положись на меня. А теперь пойдем.