Марк Фишер - Психиатр

— Да, хорошо, Грейс, я иду.

Он сменил рубашку и быстрым шагом направился в кабинет Вика Джексона.

В то время когда секретарь директора пригласила доктора Гибсона в кабинет, Вик Джексон как раз снял трубку телефона, поэтому жестом предложил посетителю сесть. Томас занял место напротив большого стеклянного стола, сиявшего чистотой, став невольным свидетелем телефонного разговор начальника.

— Ваше Преосвященство, — сказал директор, — я не понимаю, я… однако ваше имя фигурирует в списке. Подождите…

Он протянул руку к металлической этажерке, где лежало штук двадцать приглашений, отпечатанных на хлопчатой бумаге с вытисненными золотыми буквами. Он слегка небрежно потянул список из-под стопки приглашений на прием, который он давал сегодня вечером, и они упали к ногам доктора Гибсона.

Директор не придал этому значения — это были лишние экземпляры, — поэтому лишь скривил губы, как бы адресуя коллеге извинение за свою неловкость. Он быстро пробежал глазами список, пестревший множеством помарок, добавлений и исправлений, сделанных от руки.

Доктор Гибсон наклонился и собрал приглашения, намереваясь сложить их в обычный пакет. Однако он не смог удержаться, чтобы не бросить на текст беглый взгляд.

Встреча друзей —

выпускников 1953 года

Бруклинской высшей школы

состоится

5 июля, в четверг, в 21 час

у доктора Вика Дж. Джексона,

2354, Старое морское шоссе, Восточный Хэмптон.

Просьба откликнуться не позже 30 июня.

«Пятнадцатое июля, но это же сегодня», — подумал доктор Гибсон, кладя пакет с приглашениями на стол директора. То, что сам он не был приглашен, его не удивило — ведь он не учился в Бруклинской высшей школе.

Продолжая говорить по телефону, Джексон поблагодарил его кивком. Наконец он нашел в списке имя своего собеседника, который на самом деле был вовсе не представителем духовенства или высокопоставленным лицом, а являлся советником по особым поручениям мэра Нью-Йорка, чем, собственно, и заслужил прозвище, полностью отражавшее его чрезвычайное влияние на мэра. К тому же, будучи одноклассниками, директор клиники и советник встречались довольно регулярно, чем объяснялась некоторая фамильярность тона.

— Ну конечно, Ваше Преосвященство… ваше имя значится в списке. Сам не понимаю, что могло случиться. Вы ведь по-прежнему живете возле Центрального парка? Да, это именно тот адрес, по которому я… В любом случае приношу тысячу извинений. В конце концов, самое главное, что вы вовремя проинформированы о нашем небольшом торжестве. Кстати говоря, я надеюсь, что вы свободны? Нет? Но вы ведь сможете освободиться? Да! Вот так-то лучше! А то мне на минуту показалось… Потому что я приготовил для вас самые разнообразные сюрпризы. Да, к счастью, вы заговорили о нашей национальной литературной критике. В противном случае я был бы крайне опечален, тем более что я чувствую свою ответственность. Не сможет ли Лулу тоже прийти? Решено! Меньшего я от вас и не ожидал! Я этому очень рад! Послушайте, Ваше Преосвященство, мне бы очень хотелось поговорить с вами подольше, — продолжал он, засовывая список обратно под приглашения, — но я не один в кабинете, и потом, у меня через пять минут начнется заседание комитета… Тогда увидимся вечером. И попросите Лулу надеть свое самое красивое платье. Как давно ее не было с нами — все так соскучились по ней. Наденет свое красное сатиновое платье? Ну это уж слишком, Ваше Преосвященство! Мне не терпится ее увидеть. Ну что ж, я прощаюсь до вечера.

Он повесил трубку и на минуту застыл с мечтательной улыбкой на лице в предвкушении вечеринки. Затем он вернулся к действительности и какое-то время смотрел на Томаса, решая, как начать деликатный разговор, для которого он его вызвал. Томас подметил блеск в глазах директора, чего не было еще несколько минут назад в палате Катрин.

— Извини меня, — произнес Вик Джексон, — сегодня вечером у меня состоится встреча выпускников, а всеми уважаемый Губерт Росс не получил приглашение.

— Губерт Росс, правая рука мэра?

— Да, он такой обидчивый, даже чересчур! Но мы ведь здесь не для того, чтобы это обсуждать?

— Конечно нет, да и времени мало.

— Скажи, Томас, ты уже принял решение насчет Артура?

Он редко называл Гибсона по имени, несмотря на годы совместной работы. Врагами они не были, и между ними не возникало серьезных разногласий, но можно было бы предположить, что между столь противоположными личностями неизбежно назреет конфликт. Рано или поздно.

— Еще нет, — ответил Томас.

— То есть как нет?

— В принципе, я никогда не принимаю решение до слушания. Я стараюсь учесть мнения всех сторон, прежде чем высказаться самому.

— Послушай. Я не против того, что у тебя есть принципы, но дело слишком деликатное. Ты прекрасно знаешь, что Артур всегда был уважаемым психиатром, ответственным работником. И потом, ты должен помнить, что может пострадать репутация клиники. Я говорил с мужем этой пациентки, к счастью, он готов все уладить полюбовно. Мы избежим скандала и спасем честь выдающегося врача, который допустил незначительную ошибку в разрешении ситуации при веских смягчающих обстоятельствах.

— Посмотрим, что он нам скажет, — коротко ответил доктор Гибсон.

Директор понял, что тот не готов проявить гибкость, на которую можно было рассчитывать в данном случае. Он продемонстрировал явное раздражение, повысив тон:

— Слушай, Томас, нам нужен твой голос, только твой. Две наши коллеги-женщины, если не сказать — две коллеги-идиотки, будут голосовать против Артура, потому что он мужчина, а они женщины. Голос Ривза у нас уже есть, и не хватает только твоего. Ты со мной или против меня, Томас? Я должен знать!

— Я не только психиатр и коллега, но еще и глава комитета по дисциплине, а посему у меня есть некоторые обязанности, — ответил Гибсон. Он посмотрел на часы и встал со стула. — Уже нужно идти. Пора начинать.

Директор больше не пытался его убедить. Доктор Гибсон был действительно упрямым человеком. Но голосовать против ему не выгодно, подумал Джексон, в противном случае он наживет себе таких врагов, что трудно себе представить.

— Дорогие коллеги, я не стану отрицать, что имел сексуальные отношения с мадам Итон!

Доктор Кэмпбелл, сорокалетний мужчина с черными, уложенными с помощью геля волосами, выдававшими его итальянское происхождение, нервно прикурил сигару.

Предстать перед комитетом по дисциплине всегда было задачей не из легких, и в данном случае обвинения, выдвинутые против, психиатра, могли если не подорвать его карьеру, то по меньшей мере повлечь за собой месяцы, а то и целый год испытательного срока. Что же касается его профессиональной карьеры, то для ее восстановления понадобятся годы, если это вообще окажется возможным.