Петр Северцев - Ариозо хакера

Я подошел к слушательницам и тихонько спросил:

— Девушки, где тут Сапсаныча можно увидеть?

Девушки, как по команде, разом повернули ко мне свои совсем еще юные, но жутко серьезные мордашки. У каждой на лбу красовалась косичка из разноцветных ниток, что еще больше усиливало их воинственно-бунтарский вид. Было же как-то в Китае восстание Красных повязок? А это, видимо, революция Разноцветных косичек.

— Вон он, интервью берет, — снисходительно объяснила одна из поклонниц блок-флейты, зябко поведя плечами. — Только вы подождите немного, он сейчас тоже должен сыграть…

Я послушно подсел к девчонкам. Действительно, весьма скоро долговязый флейтист утомился, после чего интервьюер вместе с интервьюируемыми поднялись на ноги. Сапсаныч засунул в какую-то драную котомку свою тетрадку и обратился к подошедшему солисту:

— Баня, дал бы подудеть, что ли!

«Оказывается, таким изможденным солиста сделала безграничная любовь к парной», — подумал я. Между тем Сапсаныч взял в руки флейту и заиграл — в отличие от своего предшественника, глядя прямо на нас.

Я не очень разбираюсь в этом инструменте, но, по моему, играл он скорее вдохновенно, чем умело. Больше, чем игра, меня поразило открытое и доброе лицо «пернатого хищника». Мне, знаете ли, довольно часто приходится видеть прямо противоположную категорию лиц…

Но вот он опустил флейту, и одна из моих соседок вздохнула:

— Нет, зря он на радио свинтил…

Я встал со своего места, но не успел сделать в сторону сцены и трех шагов: радиожурналист подошел ко мне сам.

— Здравствуйте, вы ко мне? — широко улыбнулся он, протягивая большую ладонь.

— Здравствуйте, — слегка кивнул я, отвечая на неожиданно крепкое рукопожатие, по моим понятиям, не вязавшееся с его хипповатой внешностью: недолатанные джинсы, жилетка, кожаный шнурок на шее, такой же — на лбу; заметная только вблизи светло-русая бородка… — Если вы — Сапсаныч, то к вам.

— Ко мне, — подтвердил он. — А по какому делу, можно узнать?

— Разумеется, только, если не вы не против, наедине. Хорошо?

Юноша кивнул, сходил за своей сумкой, набросил на плечи укороченную солдатскую шинель без погон, и мы покинули зрительный зал. Нам в спину заиграли гитары.

В коридоре я представился, объяснив, что меня интересует все, касающееся Стаса Судакова.

— Святое дело, — вздохнул он. — Славный был парень… Я в вашем распоряжении, Валерий Борисович. Где будем разговаривать? Может, кофе выпьем? Тут напротив харчевня.

— Не возражаю, — согласился я. — Кстати, позвольте узнать, как вас все-таки зовут? Уважаю псевдонимы, но…

— Да все просто на самом деле. — Он поднял бровь и поправил висевшую на плече котомку — ни дать ни взять молодой ветеран «той единственной гражданской». — У меня классическое имя-отчество — Сан Саныч. Дальше понятно. А в околомузыкальной среде псевдоним закрепляет, если можно так выразиться, «клановую принадлежность». Я пишу в основном о местном роке, веду передачу на «Радио-А», и мне это необходимо. Да и люблю я это дело…

— Спасибо за разъяснение, — сказал я, вторично вступая в схватку с врагами Запада — то есть, прошу прощения, с вратами «Запада». — Признаться, ваш псевдоним меня слегка озадачил. Во внешности у вас, Александр, уж извините, ничего хищного нет.

— У меня братец есть, вот тот — хищнюга, — сообщил молодой сотрудник «Радио-А». — Давайте по переходу — вон она, харчевня наша…

Мы воспользовались подземным переходом и вышли почти к самому крыльцу «харчевни» традиционного для советских времен «аквариумного» дизайна.

За стеклянными стенами стоял довольно приятный запах снеди, играла негромкая и почему-то знакомая музыка. Следуя за уверенно планировавшим к прилавку миролюбивым хищником из числа сапсанов, я напрягся — и вспомнил.

— Саша, это случайно не «Юрайя Хип»?..

Александр даже обернулся, и я понял, что вырос в глазах юноши метра на два с половиной.

— Да, «День рождения волшебника». Уважаете?

— Когда-то ночи напролет слушал. А разве теперь их не забыли?

— Классика бессмертна, — склонил голову Саша, застыв на мгновение. Я случайно глянул в его раскрытый бумажник и понял, отчего в обеденный час он собирается довольствоваться кофе. Не годится, мой юный друг!

— Саша, разговор у нас с вами будет долгий. Давайте пообедаем как следует?

— Конечно, пообедайте! — поддержала меня бойкая тетка за прилавком. — Супчик грибной только что сварился, пельмени сибирские у нас все хвалят. А? Давайте, молодые люди!

— Валерий Борисович… — начал было Саша, но я не дал ему проявить скромность, и мы заказали полный обед.

Обед, как говорится, прошел в теплой, дружественной обстановке полного взаимопонимания. Александр сам заговорил о покойном:

— Стас молодец был, хоть и работал в основном с попсовиками. Крутился, как пчелка в колесе. Не жался никогда, имел свое мнение. Мне помогал часто, особенно с интервью. Помните, Киркоров в Краснобойцовск приезжал? Я тогда совсем на мели сидел, Наташку с Глебом на хлебе держал. А Стаська меня подвел к Филу в нужный момент, я и треснул в «Наших вестях» статью на полполосы — с тех пор так там и подкармливаюсь, признали… — Парень, явно охваченный воспоминаниями, опустил голову и ловко подцепил с тарелки последнюю дольку помидора.

— А где вы познакомились?

— Да здесь и познакомились — я имею в виду, в клубе. Мы тогда оба Чижа заманивали, но очень хорошо потом договорились: он и в цирке отыграл, и в рок-клубе, как раз на вторую годовщину.

Принесли первое. Я подождал, пока наша хозяйка расставит дымящиеся тарелки с аппетитным варевом и удалится, после чего задал этот дурацкий вечный вопрос:

— Как вы думаете, Саша, у него были враги?

Он ответил сразу и с нескрываемой горечью:

— Да у кого их нет? А Стас еще и человеком оставался — чуть ли не единственным в их гадюшнике. Удивительно, как ему удавалось вертеться и не скурвиться. Наверное, кому-то был нужен, а теперь решили, что без него обойдутся.

Некоторое время мы молча поглощали горячий острый суп, хрустя крупно порезанной вешенкой. Саша ел красиво и аккуратно; впрочем, не оставалось сомнений, что сытно обедать ему приходится отнюдь не каждый день, — знаю я эти «гонорары» у наших «первопечатников». Мне, по совести говоря, тоже давненько не случалось отведать горяченького — то некогда, то ленюсь…

— И все-таки, Александр, — вернулся я к своим баранам (они же — волки, они же — гады ползучие), — можете назвать кого-то конкретно?

— Скорее нет, чем да, — ответил он, опуская ложку в опустевшую тарелку. — Я не сыщик, прошу прощения… Появлялся с ним однажды такой поплавок здоровенный с парой шкафообразных. Ухмылка у него была мерзкая, высокомерная — терпеть ненавижу! Про таких говорят: лыбу давит…