Владимир Константинов - Страх

— Но у нас нет ни мальйших поводов так думать.

— А вы и не попытались их найти, так как вас это устраивает — меньше работы.

— Ну, знаете ли! — возмутился Калюжный. — Это уже слишком, всему есть предел.

— Вы черствый, сухой, равнодушный человек и вам не место в прокуратуре, — проговорила она с вызовом, встала и вышла из кабинета.

Больше он её никогда не видел, но её жалобами ещё не раз приходилось заниматься. Готовил обстоятельный ответ за подписью прокурора Грищука, за подписью Западно-Сибирского транспортного прокурора. Теперь вот жалоба поступила из Генеральной прокуратуры. Когда только это все кончится?! Кажется, что не кончится никогда.

— Я и сейчас готов написать заключение, — сказал Эдуард Васильевич Татьяничевой.

— Нет, — возразила она. — На этот раз ты проверишь доводы Устиновой.

— И что я должен делать?

— Съездить на завод и побеседовать с сослуживцами потерпевшего. Даю тебе на все про все неделю. Потом доложишь о результатах. Как понял?

— Хорошо, — обреченно кивнул Калюжный. — Прямо завтра и выезжать?

— Вот именно.

Ну что ты будешь делать! Только соберусь упорядочить свою жизнь, вовремя ложиться спать, делать по утрам зарядку, как обязательно либо введут ночные дежурства, либо, как вот сейчас, телефонный звонок начальства прервет сладкий сон, выдернет из теплой постели и заставит сломя голову бежать на очередное ЧП. Это, блин, не работа, а сплошной атас. Так и форму потерять недолго. Плохому танцору всегда что-нибудь мешает. Это обо мне. Определенно.

Недавно стал папой. На радостях упился сам и упоил своего лучшего друга Сережу Колесова так, что у него после этого неделю руки тряслись, как у алкаша со стажем. Правда, радость эта была несколько подмочена — я ждал сына, а Светлана подарила мне дочь. Но зато какую! Четыре килограмма восемьсот грамм и ростом в пятьдесят четыре сантиметра! Великанша! Словом, все путем. Теперь меня будут окружать три дамы. Охо-хо! Нет в жизни справедливости. Точно.

Шеф по телефону сообщил, что в своем коттедже пришили воровского авторитета Степаненко по кличке Бублик. Этого пахана я знал, как облупленного. Двенадцать лет назад мы с Сережай так его раскрутили, что от этого «бублика» одна только дырка осталась. Точно. Но Степаненко в тот раз явно повезло со следователем. До того оказался бестолковым, что умудрился развалить все, что мы с Колесовым с таким трудом добыли. А Бублик отделался легким испугом, получив два года за мелкую квартирную кражонку. Но после освобождения быстро пошел в гору и скоро возглавил Заельцовскую преступную группировку. Разъезжал в «мерседесе», имел личную охрану. Словом, кум королю и сват министру. Однако, кажется, допрыгался авторитет до той самой дырки.

«За что же Ванечку Морозова?» Мафиозная разборка? Я закрыл глаза и представил, как однажды проснусь и узнаю, что эти козлы поголовно друг друга перестреляли. Мечта идиота, да? Но лично я против этого бы не возражал. Меньше народа — больше кислорода. А сейчас ломай голову — кто, зачем и почему? Ничего, разберемся. И я стал собираться на внеочередной подвиг. Он у меня был запланирован на пятницу, а сегодня только среда. Но ничего не поделаешь, надо так надо. Его я посвящу своей дочурке Ульяне. А Светлана не обидется? Не должна. Я для неё столько этих подвигов совершил, что хватит на всю оставшуюся жизнь.

— Не лезь на рожон, — попросила меня Светлана, целуя на прощание в щеку.

— Не буду, — пообещал я, хотя и знал заранее, что обещания своего не выполню. Герои — они потому и герои, что лезут на этот самый рожон. Они и профессию выбирают соответствующую. Иначе бы записались в бухгалтера или что-нибудь в этом роде. Определенно.

Напротив подъезда на стоянке меня поджидал испытанный друг «Мутант». Сколько мы с ним исколесили дорог родной области, накрутили на колеса километров? Много. Очень много. Умелые руки моего соседа Толяна вдохнули в него вторую жизнь. После капитального ремонта он стал таким франтом, что даже блондинки «вольво» от него тащились. Что уж говорить о «татрах» и прочей мелкоте. Он их просто игнорировал и презрительно фыркал, если какая-нибудь к нему прилабунивалась. Словом, мы стоили друг друга.

Коттедж, в котором проживал Бублик, и где закончил свою активную и небезупречную жизнь, находился в пятнадцати километрах от города в районе, так называемых, «обкомовских дач». Прежде здесь проживали партийные бонзы, сейчас — воровские авторитеты. Все правильно. Жизнь не терпит пустоты. Партийные короли почили в бозе. Да здравствуют короли воровские!

Коттедж Степаненко был окружен вековыми соснами и представлял собой этакий белый «двухпалубный пароход», рассекающей зеленое море тайги. Отчего всякого рода темные личности так любят белый цвет? Белая яхта, белая вилла, белый смокинг, грудастая блондинка? Непонятно. К коттеджу вела широкая асфальтированная дорога.

У парадного крыльца толпились знакомые все лица. Начальник следственного управления областной прокуратуры Иванов, мой шеф Рокотов, Вадим Сидельников, наш «малыш» Рома Шилов и конечно же мой друг Сережа Колесов. С тех пор, как его назначили начальником нашего «убийственного» отдела, в его облике что-то явно изменилось. Распрямился весь как-то, в движениях повилась вальяжная медлительность, уже не глотал окончания слов, как прежде, а выговаривал их очень аккуратно, а на собеседника смотрел с чувством собственного достоинства. Правильно говорят, — не человек портит место, а место — человека. Воистину так. Сергей подошел ко мне, протянул руку.

— Здравствуй, Дима! Ты помнишь Бублика? Помнишь, как мы его брали?

— Привет! — Я пожал ему руку. — А помнишь, Сережа, как его сожительница Людмила Петрова расцарапала твой анфас до неузнаваемости?

Взяли мы тогда Степаненко ещё тепленького в постели у его сожительницы Петровой, разомлевшего от её крепких объятий. Может быть поэтому, он не оказал никакого сопротивления при задержании, вел себя довольно смирно. Зато Людмила взъярилась, будто фурия набросилась на Колесова, пустив в ход свое самое главное оружие — длинные ногти. Мы едва с ней тогда справились. За это она могла спокойно схлопотать срок. Но мы были молоды и великодушны, решили, что ей хватит и пятнадцати суток.

— Было дело, — добродушно рассмеялся Сергей. — Это сейчас вспоминать смешно. А тогда мне было не до смеха. Не женщина, а стихиное бедствие. Досталось тогда мне.

— У тебя, я смотрю, уже не трясутся руки?

— А причем тут мои руки? — насторожился он.

— Да нет, это я так просто спросил, — невнятно ответил я, отводя взгляд.

— Ты ничего просто так не спрашиваешь, — завозникал Колесов. — При чем тут мои руки?!