Элмор Леонард - Деньги - не проблема

Когда Винсент спросил у Тони: «Кто придет на встречу?» — Тони ответил только: «Священник».

— Что за священник? — решил уточнить Винсент, которому сразу припомнился, разумеется, тот самый, вчерашний, на что Тони ответил так же скупо:

— Священник, и все. — Тони еще стоял одной ногой в католической церкви, бывал на крестинах своих внуков и на их первом причастии.

Лет двадцать назад Винсент и помыслить бы не мог, чтобы спросить у босса — тогда у него был другой босс, — с кем они встречаются. Он вообще не заговаривал первым и ждал, пока к нему обратятся. Теперь это уже не имело значения. Старик Тони вовсе не был слабаком, но его разрешалось называть просто по имени, как и обсуждать с ним перипетии судебного процесса. Тони советовал запастись терпением. Все встанет на свои места, говорил он. Перед началом процесса Тони спросил Винсента: «Как вышло, что тебе не предъявили обвинение, Винсент?» Этот вопрос прозвучал несколько зловеще, но не имел последствий. Следующий вопрос — а не заключил ли ты сделку с правительством? — так и не прозвучал. Винсент привел главную причину — он никогда не позволял себе бесед на улице. Даже в автомобиле не проронил ни единого слова о бизнесе. И слава Всевышнему! Сидя в зале суда среди посетителей, он слушал пленки с записями разговоров, подслушанных в автомобилях.

Два эти недоумка, Жожо и жирнюга Тито, наговорили достаточно, и теперь имели статус свидетелей обвинения. Винсент потом спросил у Тони, не вывести ли их из игры, и Тони ответил: «Что могут знать эти два лоха? Тут всего лишь их слово против моего. Эд спросит у них, какого рода соглашение они заключили, вот и все».

На одной из пленок был записан разговор, имевший место в тот дождливый день в автомобиле на Мичиган-авеню. Жожо Мордатый спросил: «Что будет, если старик Тони совсем выдохнется?» Тито, который никогда ничего не знал, сказал, что не знает, и задал встречный вопрос: «Кто его заменит?» Жожо ответил: «Об этом я и толкую. Как все перетрясется в команде? Помнишь, как это было в Нью-Йорке, когда произошла смена в верхушке? В Нью-Йорке у них все лучше схвачено. А тут сидим на заднице, и никакого тебе движения». Голос Тито отвечал ему: «Ты хотел бы, чтобы Тони помогли освободить место?» Жожо: «Да я так только спросил».

Ни хрена. Он конечно же об этом думал, раз завел такой разговор с Тито. И другие парни об этом думают.

В тот раз, когда Винсент спросил у Тони, не стоит ли убрать этих козлов, и Тони ответил — нет, Винсент сказал еще: «Тони, столько людей слышали эту запись, теперь они станут думать, что мы придурки, и перестанут нас уважать. Эти двое даже по дороге домой сумели заблудиться». Тони посоветовал ему не беспокоиться и отошел отлить. Старик теперь босс только по названию. Он приговорен, и дверь перед Винсентом открыта. Винсент полагал, что сумеет войти в нее. Если Тони и не сядет в тюрьму, надо только подождать, пока он не изойдет мочой до смерти или, как сказали эти двое слабоумных, кто-нибудь да поможет ему освободить место. Если это случится, тогда он унаследует все. И первое, что сделает, — это обеспечит себе восемь кусков в неделю от Рэнди и станет его полноправным компаньоном. Будет часто бывать в ресторане, и люди узнают о нем, узнают, кто он такой. Он считал, что богатые дамочки любят гангстеров, обожают флиртовать с парнями, которые могут быть опасны. И в то же время умеют носить смокинг. Этот Тони жил, как крот в норе, и только процесс вытащил его оттуда. Он, видите ли, не хочет говорить, о чем пойдет речь на предстоящей встрече! Сказал только, что придет некий священник. Наверняка тот самый, что вчера обозвал Вито пидором. Для попа у него на редкость крепкие нервы.

На Келли-авеню Дебби, сидевшая за рулем, свернула направо, и они увидели ресторан «Приправа». «По воскресеньям закрыто», — прочитал Терри.

— Только не в том случае, если Тони выбрал его местом встречи, — сказала Дебби. — Который час?

— Двадцать минут пятого.

— Отлично. Эд не велел заходить раньше четверти пятого. — Она въехала на парковку. — Смотри-ка, это не твой ли приятель стоит у двери?

Она остановилась у входа в ресторан, покатая крыша которого и фасад в виде буквы «А» делали его похожим на швейцарский лыжный домик. Дебби подождала, пока Терри достанет с заднего сиденья сумку с фотографиями, и они вместе подошли к Вито Геноа, придерживавшему дверь.

— Как самочувствие, святой отец?

Это напомнило Терри, что ему надо сильнее сутулиться. Он с подчеркнутым усилием повернул голову.

— Думаю, что буду жить.

Вито провел их внутрь, бросив на ходу:

— Вам не стоило говорить мне тех слов.

Терри, продолжая держать неподвижно шею, повернулся к нему всем корпусом:

— Я по-прежнему готов принять вашу исповедь.

Они прошли через весь пустой ресторан, погруженный в полумрак, и невысокий подтянутый мужчина, которого Дебби запомнила со вчерашнего вечера, Винсент Морако, жестом подозвал их к круглому столу. Она увидела Тони Амилью в синем утепленном жакете, который внимательно разглядывал их, слушая что-то говорившего ему Эда и время от времени кивая головой. Она не знала, следует ли им сесть к столу. Похоже, что не следовало, потому что Эд предостерегающе взглянул на них — он явно был начеку — и произнес:

— Вы, конечно, понимаете, что это не дружеские посиделки. Я уже сказал мистеру Амилье, кто вы такие, поэтому можете сразу переходить к делу.

Терри приблизился к столу, держа в руке спортивную сумку, расстегнул «молнию». Эд сказал:

— Святой отец, вы хотите сделать подарок?

Терри не успел ответить, как Винсент Морако возник сбоку, взял у него сумку и заглянул в нее. Потом поставил ее на стол и сказал Терри:

— Я вынужден обыскать вас, святой отец, поскольку мы вас не знаем. — Тон его, впрочем, был довольно любезен. — Может быть, вы не тот, за кого себя выдаете.

Терри повернулся к нему и распахнул полы пиджака.

— Я прекрасно все понимаю. Прошу вас.

Дебби в это время не сводила глаз с Тони. Его лицо и лысеющий череп покрывал загар — результат зимы, проведенной во Флориде. На нем были дымчатые очки в металлической оправе, и его запросто можно было принять за удалившегося от дел бизнесмена средней руки.

Винсент Морако отошел назад, и Терри принялся аккуратно выкладывать на стол в рядок свои снимки. Дебби видела, как Тони закурил и что-то негромко сказал Эду, не проявляя видимого интереса к действиям Терри. Хорошо бы Терри заметил это и поторопился. Наконец он поднял голову и проговорил:

— Я уверен, что вам уже приходилось видеть фотографии беспризорных детей, брошенных на произвол судьбы. Таких, как эти, там тысячи. Их родители были убиты, зарублены мачете, и детям приходится рыться в отбросах в поисках еды. В моей церкви в Руанде лежат сорок семь тел — с того самого дня, как я служил мессу и видел, как их убивали, резали. Многим отрубали ступни ног — во время геноцида хуту творили подобное по всей Руанде.