Анатолий Галкин - Корона Российской империи

Дверь уже начала срываться с петель, и Павел дал отмашку… Поочередно они соскакивали с подоконника на карниз, а потом вниз, на мягкую клумбу с пионами.

Уже на земле беглецы услышали предсмертный треск двери и победный крик охраны… Это плохо! Так и догнать могут!

Окна кабинета выходили не на фасад, а на задний дворик, отгороженные от гостей. Здесь хранились бронзовые петухи – детали от будущего фонтана. Здесь был склад всякого инструмента: тачки, носилки, лопаты… Здесь лежала она – пятиметровая лестница из легких титановых труб.

Когда охранники появились в окне, Паша с Гришей уже бежали, прижимая к правому боку спасительницу со ступеньками.

Перед забором они остановились, подняли один край лестницы, прицелились, размахнулись и ударили в стойку, на которой фарфоровые изоляторы и колючая проволока на них… Что-то сразу заискрило. Далеко у пруда смолкла музыка и отключилась иллюминация – кончен бал, погасли свечи! Ясно, что во всем коттедже вырубилось электричество.

Охрана пока за всем этим наблюдала из окон – не было команды прыгать вниз. Кто-то приводил в чувство двоих своих, кто-то вызволял шефа из шкафа, а четверо глазели на гонки с лестницей.

Трубочист был уже на заборе, когда один из стражников вытащил пистолет. Это был отличный стрелок, и потому он был уверен – в людей не попадет. Четыре пули звякнули в лестницу, три – в кирпичи у рук беглецов, а одна сдуру угодила Паше в каблук правого туфля.

Они втащили за собой лестницу, спустились на ту сторону и побежали не к лесу, а к холмам и болотам.

Вскоре залегли в зарослях камыша… Муромцев вытащил приборчик, похожий на старый мобильник, и нажал пару кнопок. Из коробочки полились звуки – сначала общий шум и гам, а потом проявилось нечто членораздельное.

Трубочист даже вздрогнул, услышав знакомый голос – это Олег Петрович выгонял всех из своего кабинета. Ругался, как пьяный слесарь-сантехник… А еще издатель! Сеятель разумного, доброго, вечного…

Было ясно, что все уходят, но дверь не закрылась – нечему было закрываться!.. Послышался писк телефона. Это Рискин на своем мобильнике набирал чей-то номер:

– Константин Федорович?.. Это я, Рискин… Наплевать, что у вас совещание! Информация очень срочная. Мне крепко сели на хвост. Эти ребята настолько лихие, что могут найти вас. Необходимо срочно спрятать головной убор… Нет, я вас не выдал, но они вас найдут. Это страшные люди! Особенно главарь с пистолетом. Он мне чуть ухо не прострелил…

Паша нажал на аппарате три кнопки – сначала он отключился от кабинета Олега Петровича, а потом установил связь с Кузькиным.

– Привет тебе, Лев Львович! Передай Потемкину, что пора начинать штурм. Вы только гостей не трогайте и лебедей в пруду не пугайте… Брать надо лишь издателя! Олег Петрович на втором этаже. Он в своем кабинете, и у него день открытых дверей…

– Я понял, Паша! Начинаем штурм… У нас коттедж полностью окружен!

– Странно. А мы из него как-то просочились… Погоди штурмовать, Лев. Запиши номерок телефона. Пусть Хилькевич срочно узнает, кому с этого сотового звонили только что?

Муромцев продиктовал номер и отключил странный аппаратик, который очень похож на мобильник старых моделей.

Трубочист не был дебилом. Соображалка у него работала нормально, но от последних действий Бригадира его просто заклинило… Сначала шоколадные конфетки с усиками. Потом вызов голоса Олега Петровича. А сейчас вот этот, который Лев Львович…

Муромцев быстрым шагом шел к центральному входу в коттедж, а Гриша плелся позади. Шел, думал, но боялся спросить… Наконец решился!

– Погоди, Паша. Не могу понять – ты с кем сейчас разговаривал? Больно голос знакомый.

– Тебя Кузькин интересует? Так это твой бывший адвокат.

– Не может быть! Мы же его вчера в гараже угробили… Ты же сам в него стрелял!

– Значит, что не попал. Это, как в мыльной опере – пиф-паф и мимо… Или врачи его оживили. Он очень живучий, этот Лев Львович…

Пугин действительно собирался проводить совещание и волноваться не имел права. Но звонок был настолько тревожным, что, когда все расселись по своим начальственным местам, Константин Федорович грозно осмотрел свою команду и заявил: «Не время сейчас трепаться! Дело надо делать. Или кто-то не знает, чем ему заниматься?.. Нечего рассиживаться. Все по местам! И работать, работать, работать».

Образовалась мертвая пауза на двадцать секунд, а затем солидные дяди начали вставать и покидать зал заседаний… Это было самое короткое в истории совещание!

В ближайший час Пугин успокаивал себя… А что такого сказал издатель?.. Сели ему на хвост? Ну, и пусть сидят… Корону надо спрятать? Так она уже спрятана!

Евдокия получила строгое указание, когда приедет в свое Дюкино, то коробку с драгоценностью немедленно положить в чулан за кучу старых валенок…

Кто ее там найдет? Надо быть идиотом, чтоб предположить такое – корона Елизаветы Петровны лежит за Можайском, в забытой богом деревне Дюкино, в чуланчике старого учительского дома.

После этих рассуждений Пугину стало легче жить… Ну, не может он немедленно срываться и ехать к Евдокии! У него до завтрашнего утра два важнейших дела… Сегодня к концу рабочего дня подойдет Наум Шумейкин – олигарх из первой сотни. По всем данным он должен приехать сдаваться. Налоговых недоимок у него на шесть миллионов. Но это, если платить государству! А если сюда привезти всего два, то дело будет закрыто. Дело будет в шляпе.

Второе важное дело предстоит вечером. У него намечены связи с общественностью… Не со всей, конечно! А только с секретарем по этим самым связям… С секретаршей, с Валерией Мышкиной… С Лерочкой они будут совещаться до утра.

Завтра утром можно немножко поработать, а с обеда сорваться в Дюкино, к своей Евдокии… Он уже соскучился без нее. Как она там – его королева?

И Наум Шумейкин, и Константин Пугин прекрасно понимали, что в этом кабинете нельзя говорить открытым текстом ничего серьезного.

Олигарх ругал погоду, а чиновник ссылался на глобальное потепление… При этом оба что-то рисовали на листе бумаги и передавали рисунки друг другу.

Пугин нарисовал веточку, на которой висели два фрукта, отдаленно напоминающие лимоны.

Наум Семенович нарисовал и передал партнеру свою веточку, на которой одиноко висел один лимончик.

Константин Федорович долго рисовал ответ. Получился сносный кулак, в котором большой палец просунут между средним и указательным… Неизвестно, как это называют культурные люди, но в просторечии такая фигура называется фигой, дулей или кукишем.

Шумейкин понял, что Пугин не согласен с его предложением. Тогда он нарисовал веточку с одним целым лимоном и другим, от которого отрезана половинка.