Валерий Барабашов - Золотая паутина

— Я уже говорил с Соколовым, Иван Александрович. Они свою версию отрабатывают.

— Хорошо, — генерал не смог подавить вздоха, сидел грустный, рассеянно смотрел перед собой. — Вот ведь жизнь какой стороной к нам повернулась, Виктор Иванович. Собственным женам безопасность обеспечить не можем.

Доехали они быстро.

Уже у входа в управление, открывая тяжелую, массивную дверь, генерал сказал Русанову:

— Возьмите в свою группу еще несколько работников. Разбрасываться не годится. Коняхин с Кубасовым пусть по-прежнему занимаются «золотым делом», а взрывом — Попов и Гладышев. Преступников или преступника нужно найти как можно быстрее. А, скажем, версия о мести жене военнослужащего? Как, вы говорили, ее фамилия?

— Тафеева.

— Почему не мог отомстить офицеру Тафееву бывший его подчиненный?

— Мог, — согласился Русанов.

— Значит, и эту версию нужно проверить. Съездить в часть к Тафееву, поговорить с ним и сослуживцами… Ну, и уточнить данные других пассажиров, ехавших в том злополучном купе.

— Это мы сделаем, Иван Александрович.

Они вошли в вестибюль здания — просторный, ярко освещенный, — ответили на приветствие дежурного прапорщика, пошли к лифту. Генерал продолжал развивать свою мысль:

— Но самое гнусное в этой истории то, что человек, которые подложил взрывчатку… впрочем, какой это человек? Зверь!… Так вот, этот тип может ведь повторить акт вандализма. Ваша версия о мести конечно же убедительна, но он мог и просто так сунуть заряд взрывчатки под сиденье в купе. Потешиться, так сказать. Свести счеты с человечеством вообще, с обществом.

— Все может быть, Иван Александрович. Я об этом думаю теперь день и ночь.

— Ну, ночью все же надо спать, — скупо улыбнулся генерал. Они поднялись уже на третий этаж, стояли у двери приемной. — А иначе, какой из вас будет работник?

Оперуполномоченные Попов и Гладышев за короткое время установили прижизненные связи погибших (в больнице от ран умерла еще одна женщина), беседовали с ранеными и железнодорожниками, но это мало что дало. Военнослужащий Тафеев, к которому ехала жена, оказался майором, служил в штабе части, категорически отрицал даже саму мысль о мести. Он был подавлен случившимся, плакал, не стесняясь своих слез, говорил, глядя на стоявший на столе портрет миловидной женщины, что жили они с Любой душа в душу, вырастили сына, который пошел по его стопам и учится сейчас в военном училище…

Уезжали чекисты от майора Тафеева с тяжелым сердцем.

Отпала версия о мести еще одной женщине: она приезжала в гости к сыну в Придонск. Кто и почему мог ей мстить? За что? Женщина лежала в больнице в райцентре, недалеко от станции Лысуха, транспортировать ее в город было опасно. Говорила она с трудом, да и рассказать ничего существенного не могла: не видела, не обратила внимания, не помнила… Тем не менее мстить ей тоже никто не собирался, в этом она была убеждена.

Оставалась судья Буканова. Ее дочь рассказала Русанову (Виктор Иванович попросил женщину зайти в управление), что Галине Андреевне конечно же могли мстить. Судьей она была принципиальной, с подсудимыми держала себя строго. Но никто и никогда прямых угроз ей не высказывал, а что у людей на уме — одному богу известно.

Виктор Иванович слушал дочь судьи, зрелую уже женщину, мать двоих детей, с заплаканными глазами и черной косынкой на голове, сочувствовал ей, пытался утешить.

…Спустя несколько дней Попов и Гладышев принесли из суда несколько дел, которые прошли через руки Букановой. Виктор Иванович внимательно читал их — и обвинительные заключения, и решения суда. Дела были как дела — и убийства, и крупные хищения с завода, и изнасилование, и хулиганство. Таких дел в любом суде — десятки, сотни. Осужденные отбывали наказание, кое-кто из них уже вернулся. Русанов вглядывался в лица на фотографиях — неужели кто-то из этих людей поднял руку на народного судью, да еще уничтожил при этом невинных людей?

Лица на фотографиях были малосимпатичны, если не сказать большего, и все же Виктор Иванович сдерживал эмоции — он не имел на них права. Нужны факты, доказательства. Он, начальник отдела госбезопасности, должен иметь прежде всего их, а его личные симпатии и антипатии к осужденным ни при чем.

Виктор Иванович решил, что нужно проверить в первую очередь тех, кто вернулся из колонии. Их набралось пятеро. Выписал столбиком фамилии:

1. Иванов А. Б.

2. Пьяных И. И.

3. Дюбелев Г. И.

4. Скворцов В. М.

5. Сидякин М. Я.

Потом позвонил в фотолабораторию, попросил старшего лейтенанта Баранова зайти, и тот скоро явился к нему в кабинет, выжидательно и спокойно смотрел на Виктора Ивановича, ждал.

Русанов положил перед ним пять фотографий.

— Нужны копии, Николай Васильевич. Сделай, пожалуйста.

Баранов сказал: «Сделаю, товарищ подполковник», забрал фотографии, ушел, а примерно через полчаса Виктор Иванович рассматривал одну из фотографий, снова задавая себе вопрос: где и когда он видел уже это лицо? Ведь попадалось где-то, это совершенно точно!

Он выдвинул нижний ящик стола, стал перебирать снимки, которых набралось уже немало за эти последние два-три месяца. Вот и митинг на площади Ленина, перед зданием обкома КПСС, где был снят его Сергей, вот какая-то группа молодежи с раскрытыми, кричащими ртами; вот еще группа — один пьет из горлышка водку, двое других смотрят на него, хохочут… Стоп! Вот же он, этот парень!

Виктор Иванович сравнил снимки: да, сомнений не оставалось, лицо одно и то же. Только на одной из фотографий парень стриженый, приготовленный уже для отсидки, а на этой — с короткой, но все же нормальной прической.

На фотографии, взятой из суда, значилось на обороте:

«Дюбелев Геннадий Иванович. Осужден н/с Промышленного района г. Придонска на семь лет по статьям 146 и 108 УК РСФСР. 12.2.82 г. Судья Буканова».

Так-так. Значит, судя по фотографии, этот самый Дюбелев — в Придонске, и занялся политической деятельностью? Уголовник и политика — ничего себе, сочетание! Правда, Дюбелев мог оказаться на площади случайно. Отчего не похулиганить, не порезвиться на свежем воздухе, тем более что есть о собой бутылка водки?!

На этот раз Виктор Иванович сам спустился в цокольный этаж здания, в фотолабораторию, спросил Баранова: почему он снял именно этих людей, с водкой? Чем они привлекли его внимание?

— Да кричали эти парни громче всех, Виктор Иванович, — сказал с улыбкой старший лейтенант. — Я имею в виду, конечно, экстремистские лозунги. Ну, и пили тут же. Словом, бросались в глаза. Как было не снять.

— Понятно. Благодарю.

Русанов вернулся к себе, еще раз просмотрел дело Дюбелева. Тип, разумеется, малоприятный — рецидивист, судим дважды. Такой может выкинуть что угодно.