Фридрих Незнанский - Грязные игры

Книжки не было.

— Значит, на себе спрятал, — пробормотала она и снова подошла к Жоре.

Одной рукой приткнув пистолет к голове Жоры, она методично обыскала его одежду. Выкинула из карманов паспорт, кредитки, мелкие доллары. Даже заглянула в туфли и оттянула резинки носков. Потом, явно глумясь, положила руку ему на ширинку.

— А теперь посмотрим, какой ты мужчина, — сказала она со смехом, — смотри, заорешь — сразу в башку пулю получишь.

И изо всех сил сжала пальцы.

Конечно, Жора, несмотря на нечеловеческую боль, не стал кричать. Он только тихо завыл сквозь кровоточащие губы.

Ну-ка, — псевдогорничная сжала еще силь­нее, — что за таксист?

Не зна-аю. Русский. Москвич бывший.

Это он сам тебе сказал?

Да-а-а, са-а-ам!

Москвич, — задумчиво переспросила она, про­должая сжимать пальцы, — а зовут как?

Не знаю, честное слово, — проговорил Жора, стараясь вложить в свои слова всю искренность, отпущенную ему от природы.

На карточке на стекле что написано было?

Не по-омню. Кажется, Резник.

Редкая фамилия среди эмигрантов, нечего ска­зать, — пробурчала она, — имя как?

Слезы градом катились по Жориному лицу.

Имя! Вспоминай живо.

Она надавила еще сильнее. Боль была такая, что Жора нечеловеческим усилием воли напряг память и все-таки вспомнил имя таксиста.

А-а-а! Не помню... Резник... Григорий, кажется.

Ну вот видишь, сразу память появилась. Ка­кая машина у него была?

А хрен ее знает. Я в них не разбираюсь.

Цвет?

А-а-а-а!

Цвет, пидор гнойный!

Желтый!

Здесь все такси желтые. Ну ладно, ребята ви­дели...

Наконец она убрала руку.

Жора даже не успел почувствовать облегчение, когда его мозг пронзила острая вспышка боли. Он не услышал тихого щелчка за спиной. Все кончилось в одну стотысячную секунды.

Рука Терминатора медленно исчезала в расплавленном металле...

10 часов 30 минут

Подмосковный поселок Калчуга

Дача у Старевича была что надо. Трехэтажный каменный домина, похожий на средневековый за­мок, с башенкой и большими створчатыми окна­ми. Рядом со входом, вернее, надо бы назвать это более солидно, «подъездом», находились железные ни рота подземного гаража. А за домом виднелась сетка, по всей вероятности, огораживающая тен­нисный корт.

В общем, судя по всему, Старевич, как и его бывший друг по команде, а ныне, если судить по милицейским рапортам, злейший враг, тоже не бедствовавал.

По дороге Меркулов успел обрисовать ситуацию. Сегодня рано утром, часов в семь, жена Старевича приехала из Москвы и сразу же обнаружила труп своего мужа. Он лежал в гостиной на первом этаже. Стреляли из окна. Пуля пробила стекло и попала Старевичу в затылок. Ни гильзы, ни каких-либо сле­дом обнаружить не удалось. Вот, собственно, и все.

Пойдя в дом, я увидел все своими глазами. Труп не жал ничком, широко раскинув руки. Старевич mi поминал Сереброва — та же непомерная полнота бывшего спортсмена, тот же двойной подбородок. Только Старевич был совершенно лыс. А те воло­сы, что еще оставались у него на затылке, слип­лись от запекшейся крови. В крови был и ковер, устилавший пол в гостиной. Должно быть, он про­мок насквозь.

Гостиная была большая, обставленная хорошей мебелью. По стенам, на маленьких столиках, на пи­анино — словом, везде стояли кубки. Их было ви­димо-невидимо. Самых разных форм и цветов. А там, где не стояли кубки, находились грамоты в рамках и медали на лентах. Их тоже было полно.

Что и говорить, спортсмен он был заслуженный. В пятнадцать лет я бы, наверное, все отдал, чтобы попасть в гостиную к самому Старевичу. А вот сей­час гляжу на все это великолепие, и мне ни холод­но ни жарко.

По комнате расхаживал эксперт-криминалист из ГУВД, то и дело щелкая фотоаппаратом со вспыш­кой. Двое экспертов посыпали все вокруг дактилос­копическим порошком, а потом орудовали колон­ковыми кисточками в поисках отпечатков пальцев. Над телом колдовал судмедэксперт. Судя по всему, он еще не определил причины смерти, а тем более не составил заключение. Хотя чего тут гадать — и так ясно, что именно он напишет. «Смерть насту­пила вследствие огнестрельного повреждения, на­несенного в область затылка...». Ну и так далее. Если у человека в голове дыра, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, от чего именно он умер. Гораздо важнее будет следующий этап — когда из­влекут пулю. Тогда уже можно будет сделать хоть какие-то выводы.

В углу сидели понятые — двое испуганных ста­риков, видимо, соседи. Посмотрев на их крайне за­интересованные, даже азартные лица, я подумал, что к концу дня, скорее всего, жители поселка бу­дут знать малейшие подробности происшедшего.

Судя по аккуратной дырке в оконном стекле, стре­ляли всего один раз. И сразу наповал. Это мог быть только профессионал высокого класса — ведь го­раздо легче выстрелить два или больше раз, чтобы знать наверняка, что жертва не выживет. А тут, если, конечно, это было заказное убийство, киллер должен быть на сто процентов уверен, что убил. А значит, хотя бы посмотреть на результаты выстре­ла. Это лишнее время и, соответственно, опасность. Правда, с другой стороны, после такой раны в за­тылок мало кто выживет...

Судмедэксперту уже удалось извлечь пулю.

Из какого оружия стреляли на первый взгляд, как вы думаете? — спросил я у доктора, который держал пинцетом маленький окровавленный и де­формированный кусочек металла.

Ответил не врач, а один из экспертов. Он пока­чал головой:

Трудно сказать сразу. Видимо, стрелявший на­ходился на достаточно большом расстоянии. Пуля пробила затылок, прошла мозг и застряла на вы­ходе из лобной кости. Если бы не это, извлечь ее нам бы не удалось. Пуля довольно сильно деформи­ровалась. На первый взгляд калибр около пяти с половиной миллиметров. Пуля не боевая. Скорее псего, охотничий карабин. Типа «Сайга» или «Тигр».

Странно. Нетипичное оружие для убийства. Чем таскать с собой такую бандуру, легче положить в карман «тэтэшник». Хотя из пистолета с такого расстояния трудно попасть в цель.

Грязнов, естественно, тоже был тут. Как только я вошел, мы с ним обменялись выразительными взглядами. Мол, эх, опоздали... Кстати, Меркулов не знает, что еще вчера я узнал о связи Сереброва и Старевича. Сказать ему сейчас? Я подумал и ре­шил это сделать потом. У Кости был такой серьез­ный вид...

Вместо этого я решил побеседовать с женой Ста­ревича, которая сидела в углу, время от времени прикладывая смятый платок к красным от слез глазам. На вид ей было далеко за пятьдесят.

Ада Сергеевна, — ее имя и отчество мне сооб­щил Грязнов, — я старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры. Моя фа­милия Турецкий...

Она чуть вздрогнула и подняла на меня глаза. Несмотря на трагичность момента, я увидел в них интерес.