Фридрих Незнанский - Грязные игры

Видимо, Генеральный тоже то и дело поглядывает на календарь. Поэтому и обошлось без проволочек.

Уже через полчаса Грязнов позвонил и сообщил, что за Сократом установлена слежка. Все телефо­ны «Просперити» поставлены на прослушивание. За агентством установлено наблюдение. Все это пока осуществляли люди из «Глории».

Назаренко была послана повестка с посыльным.

Теперь оставалось только ждать, пока не про­изойдет что-нибудь существенное. Я был уверен, что вот-вот что-то должно произойти. И не ошибся.

Я привычным жестом похлопал себя по карма­ну. Сигарет не было. Вспомнил, что так и не успел купить курево.

Жень, у тебя курить не найдется?

Сидящий за столом Женя Мишин, который бес­цельно перебирал какие-то бумаги, отрицательно покачал головой.

Нет. Вы же знаете, Александр Борисович, я не курю.

Жаль, — вздохнул я, — никотин активизиру­ет клетки головного мозга и повышает аналитичес­кие способности. Очень полезно для следователей.

Женя недоверчиво посмотрел на меня, но ничего не ответил. А я тут же пожалел о своей шутке. Те­перь, чего доброго, он примет мои слова за чистую монету и начнет дымить как паровоз...

Я глянул на часы. Дело шло к шести.

Женя, я, пожалуй, пойду домой. Оставляю тебя за главного.

В конце концов, имею я право хоть раз уйти с работы вовремя?! Заодно и сигарет куплю.

Я накинул плащ и спустился вниз. Погода была отвратительная. Пешеходы жались к стенам домов, чтобы хоть как-то защититься от комьев жидкой грязи, летящей из-под колес проезжающих авто­мобилей. Но это не помогало, так как на Пушкинск... пардон, Большой Дмитровке тротуары слишком узкие.

Табачный киоск был за углом.

Я пошел прямо по краю тротуара, ничуть не опа­саясь грязных брызг. Все равно скоро плащ при­дется в химчистку сдавать. Или сменить на что- нибудь более теплое. Кроме того, я испытывал некое чувство гордости и превосходства над теми, кто бе­рег свои жалкие шмотки и прятался от водителей, среди которых хамов в последнее время заметно прибавилось...

В чем я и убедился спустя полторы минуты. Не­долго мне довелось тешить свое самолюбие — очень скоро я был наказан за свою гордыню. Белая «той­ота» въехала колесом в глубокую лужу под тротуа­ром и обдала меня потоком грязной талой воды с головы до ног. Даже лицо покрылось слоем едкой московской грязи.

Кое-как утеревшись, я повернулся к «тойоте», чтобы высказать водителю, что я думаю о нем, о его машине, о жилищно-коммунальном хозяйстве города Москвы и о жизни в целом. Повернулся — и застыл.

Есть женщины, увидев которых я забываю обо всем и иду за ними, как сомнамбула. Что делать — есть у меня такой недостаток, есть. Не самый худ­ший, между прочим. Хорошо еще, что таких жен­щин не так уж много. Примерно одна на десять тысяч.

Но за рулем «тойоты» сидела именно такая жен­щина. Несмотря на отвратительную погоду, свою злость и нелепый (как я думаю) вид в забрызган­ном грязью плаще, я был готов рассыпаться в изящ­ных комплиментах.

Она смущенно выглядывала из машины.

Ой, простите! Я совершенно вас не заметила! — приговаривала она.

Нет-нет, ничего, — пробормотал я.

Нет, — сказала она, открывая дверцу, — так ходить по улицам нельзя. Вы благодаря мне стали похожи на бомжа. Садитесь.

Да нет, спасибо...

Садитесь, садитесь! — повторила она. — Про­шу вас.

Что-то она чересчур настойчива. Конечно, не могу сказать, что мои внешние данные оставляют про­тивоположный пол равнодушным, — это было бы неправдой. С другой стороны, что-то не замечал, чтобы прямо на улице он, этот пол противополож­ный, был так настойчив в желании со мной позна­комиться. Но в любом случае это интересно... Как бы там ни было, я решил познакомиться с ней. Не забывайте, что это была женщина, которых одна на десять тысяч!

Между прочим, меня зовут Саша, — безапел­ляционно заявил я, забираясь в машину.

А меня —Наташа. Мы с вами — как одеко­лон.

Что? — изумился я. — Какой одеколон?

Ну раньше была серия одеколонов. «Саша» и «Наташа». Не помните?

Еще как помню! Я отпугивал этими ужасными запахами всех девчонок на школьных дискотеках. Пока наконец не перешел на «Арамис» и не взял реванш.

Помню, — ответил я, — поразительное совпа­дение.

Она звонко рассмеялась, откинув голову и обна­жив белые и ровные зубы.

Простите меня, Саша. Я такая неуклюжая.

Уже простил.

Как мне загладить свою вину? Давайте я вас куда-нибудь отвезу.

Не надо, — говорю, — я здесь недалеко рабо­таю. А вот от вашего телефончика в качестве ком­пенсации я бы не отказался. И от сигареты.

Я давно заприметил пачку «Винстона», лежащую над бардачком.

Она пару раз моргнула, как делают женщины, когда хотят изобразить нерешительность, а потом достала маленький блокнотик и ручку.

А где вы работаете?

В Генеральной прокуратуре, — никогда не де­лаю тайны из своей должности, — я следователь.

Ого, — поразилась она, — как интересно! Вы ловите жуликов?

Да.

Нет лучших актеров, чем женщины. И никакой мужчина не сможет так мастерски скрыть свою игру. Но вот разгадать чужую — я могу. Это один из главных навыков, который я приобрел за годы работы следователем. И вот хотите верьте, хотите нет, но мне вдруг показалось, что моя новая знако­мая имеет в своей замечательной головке какую-то заднюю мысль. Причем мысль, имеющую ко мне самое непосредственное отношение. Разумеется, мне захотелось выяснить, что это за мысль такая.

Вот это да! Никогда бы не подумала, что по­знакомлюсь с настоящим следователем. Да еще окачу его грязью с ног до головы.

Она прыснула и уже собралась вырвать листок из своего блокнота. И неожиданно сказала:

Знаете что, если вы покажетесь на работе в таком виде, все жулики разбегутся. Давайте я в ка­честве компенсации лучше отвезу вас к себе и почи­щу как следует. Я тут недалеко живу, на Тверской- Ямской.

И опять мне показалось, что она имеет в отноше­нии меня какой-то план.

Однако если вы думаете, что я отказался, то не­медленно закройте эту книжку и никогда больше ее не открывайте! Я должен узнать, что она задумала.

По дороге Наташа рассказала мне, что работает в модельном агентстве у Юдашкина.

Неужели манекенщицей! — испугался я. Пусть меня сочтут тухлым, старомодным консерватором, но я не люблю этих кукольных красоток, снующих туда-сюда по возвышению посреди зала, которое име­нуется «подиум». К тому же у них при этом такой важный вид, как будто они только что открыли первый закон термодинамики. Хотя и среди них иногда попадаются вполне сносные...

Нет, я не манекенщица. Я модельер, — сказа­ла Наташа.

Когда она затормозила у своего дома на Тверской-Ямской, мы уже были на «ты».

Когда я сказал, что таких женщин всего одна на десять тысяч, то явно завысил это число. Куда там секретарше Быстрова! У Наташи были темные во­лосы, светлая кожа, тонкий орлиный нос, большие темные глаза. В ее лице чувствовалось что-то вос­точное, но только чуть-чуть. Она была высокая, с меня ростом, не худая и не полная. А еще в ней было что-то такое, что я описать не могу. То ли глаза как-то по особенному блестели, то ли тембр голоса...