Татьяна Моспан - Смерть в рассрочку

— А твоего Карлина скоро подорвут, и тогда уже не промахнутся.

Он подошел к ней и опустился на колени. Его руки облапили женскую грудь.

— Это тебе понравится ещё больше.

Приговаривая, он прилаживался к её телу сзади, как вдруг прозвучал звонок.

Большаков замер. Потом сел на пол.

— Это что? — хрипло спросил он.

За дверью стоял Сема. Он слышал почти все, что происходило в квартире.

— Ну и гадина, — бормотал он, сжимая кулаки от бессилья.

Он, вор Сема Резаный, ни одной женщины не взял силой. Он считал, что на это способны только отморозки. Он и представить себе не мог, что такой фраер способен на это.

На несколько минут ему пришлось отойти от квартиры, на лестничной площадке появились жильцы. Пока они торчали возле двери, потом спускались вниз, ситуация за стенкой обострилась.

Семе не было дано никаких указаний, но он не мог оставаться безучастным.

Похоже, его звонок прозвучал вовремя.

Большаков, путаясь в штанах, дрожащими руками застегнул ширинку и быстро стал натягивать на себя остальную одежду. Он испугался.

Вдруг это Карлин вернулся? Мысли метались в беспорядке.

Стоя в дверях, уже одетый, он вдруг сообразил, что Лиду нельзя оставлять в таком виде.

Он поднял её и потащил к дивану. Она слабо стонала, не понимая, чего он хочет от нее.

Он швырнул безвольное тело на диван и укрыл халатом. Так! Он шарил глазами по сторонам. Нормально! Если что, на первый взгляд сойдет. Пробьется!

Он стоял в прихожей, но больше звонков не было. Непонятно… Он прислушался, но не мог уловить ни единого звука. За дверью стояла полная тишина.

Он решился и повернул ключ в замке. За дверью никого не было. Лифт Большаков решил не вызывать. Не теряя времени, он стал быстро спускаться по лестнице.

На площадке третьего этажа, отвернувшись к окну, кто-то стоял. Мужик! Вадим Алексеевич даже споткнулся, но тут же взял себя в руки и двинулся дальше. Его никто не остановил.

Сема Резаный — на лестнице стоял он — проклинал себя за то, что не спустился вниз. Он думал, что этот фраер вызовет лифт, и ошибся.

Паршиво, поморщился он, второй раз на глаза мужику попался. Непрофессиональная работа.

— Ты, мудак, ты знаешь, что натворил?! — Чапа сгреб Илью Шаныгина за ворот махрового халата и швырнул в кресло.

— Что случилось?

Илья таращил глаза на разъяренного приятеля, который, как тайфун, ворвался к нему в квартиру несколько минут назад.

— Это, что, что? — завопил Чапа и швырнул в продюсера охапку газет, которые принес с собой.

— А что здесь такого? — невозмутимо спросил Илья. — Не понимаю, какое тебе до этого дело?

— Не понимаешь, да? — зловеще прошипел Чапа. — Я тебя уже который день разыскиваю. Туда-сюда, туда-сюда, говорят, нет нигде. Я думаю, что ты как раз очень хорошо все понимаешь, если скрылся ото всех.

— Я жену хоронил, — торжественно произнес Илья.

— Жену-у-у? — насмешливо переспросил Чапа.

— Да.

— Жену, значит? Да из тебя муж, как… — Он с ненавистью пнул ногой кресло. — Стало быть, ты сейчас вдовец?

— Не понимаю, что ты разоряешься?

— Сейчас поймешь. Ты журналистов на Стрелецкую натравил?

— Да как сказать… Дал парочку интервью. Они там такого понаписали, что чертям тошно.

— Вот именно.

Импульсивный Чапа сорвался с места и, не в силах справиться с собой, забегал по комнате.

— Мне на твою, прости, Господи, Польди… — он выругался. Но ты по своему раздолбайству зацепил Стрелецкую. Я намекал, что её трогать нельзя? Намекал или нет?

— Ну… — замялся Илья.

— …уй гну! После смерти Дробышевой она рта не открыла. Я видел её выступления по телевизору. Зачем ты натравил на неё газетчиков, какая в этом была необходимость?

Шаныгин молчал. Не скажет же он этому дельцу, что необходимость была. Ему нужно было отвести подозрения от себя. Вот и решил, пусть потреплют Стрелецкую, создадут общественное мнение. Но не будет же он все рассказывать этому сумасшедшему?!

— Чего ты дергаешься? — примирительно сказал он. — Журналисты оставили Валерию в покое. Сейчас они за Мызникова взялись. Вот старый козел! — не скрывая радости воскликнул продюсер. — Угораздило же дурака так попасться! Проскочила информация, что он был последний, кто в тот вечер видел Польди живой.

Шаныгин, когда узнал об этом, от радости чуть с ума не сошел. Повезло ему, да ещё как! С сожалением он подумал о том, что уже успел кинуть тень на Стрелецкую. Поторопился, значит. Ну да что теперь делать?

— Он не мог ее?.. — спросил Чапа.

— Да кто его знает… — пожал плечами Илья.

— Хорошо бы. А ты где в тот вечер был? — подозрительно спросил он.

— В клубе. Меня все видели.

— А, ну-ну, — странным голосом произнес Чапа.

Он развернулся к Шаныгину всем корпусом и внимательно его рассматривал.

Продюсеру его взгляд не понравился.

— Ты чего? — всполошился он.

— Да вот думаю, не ты ли свою женушку укокошил, а?

— Ты с ума сошел! — Илья побледнел.

— Как знать, как знать, — задумчиво произнес Чапа. — Может, и сошел, потому что с тобой связался. Ты понимаешь, что все дело завалить можешь, а?

— Что ты меня все пугаешь? То с Дробышевой, теперь со Стрелецкой. Не случилось тогда ничего, и сейчас пронесет.

— Нельзя было трогать Стрелецкую. Теперь вот сиди Чапа и думай, что делать. Ты знаешь, кого зацепил? Артема Беглова. Слыхал про такого?

— Смутно.

— Есть слушок, что за певичкой этой стоит Беглов, а ты её в уголовное дело пытался впутать. Так что помолись, чтобы пронесло. С Бегловым шутки не шутят. Он любого сроет.

— Я не понимаю…

— А тебе и понимать ничего не надо. Хорошо, что этот мудак, как его…

— Мызников, — подсказал Илья.

— Вот-вот, хорошо, что этого деятеля Мызникова прихватили. Может, и обойдется все.

Подельники молчали. Каждый обдумывал ситуацию.

Илью меньше всего волновал мифический Артем Беглов, которым пугал его приятель.

А Чапа в который уже раз прикидывал: можно ещё разок использовать продюсера для переправки партии антиквариата за рубеж или нет. Он потому и пришел сегодня к Шаныгину. Уголовщина его не волновала. Смерть Дробышевой списали на наркотики, убийство Максимовой — висяк. Федор сознаваться в милицию не побежит, даже если сгребут парня, молчать будет. Один Чапа знает, какие подвиги за ним числятся. Федору подельника сдать, все равно что самому с повинной в прокуратуру явиться. Здесь Чапа был спокоен. Ему и надо-то всего ничего продержаться. А дальше… Ищи ветра в поле.

Он давно все продумал. Отвалить собрался. В страну Шиллера и Гете. Потрудился он хорошо. Везло до сих пор, но прекрасно понимал, что когда-нибудь фарт закончится. Сколько он стариков, божьих одуванчиков, обобрал, не счесть. Зачем им старинные вещи? С собой в могилу не заберут.