Валерий Ефремов - Власть ножа

Переживая события вчерашнего дня, Бархан долго не мог уснуть, что с ним крайне редко случалось. Да и когда задремал, в воспаленном мозгу возникали одни кошмары. Наконец он не выдержал, под утро пошел на кухню и опрокинул стакан водки. После чего вновь прилег, но сон теперь не шел совсем. Впрочем, душа немного успокоилась. Да, мог он вчера влететь ни за что ни про что, причем по-крупному. А ведь ещё на «дне рождения» почувствовал, что Федос готовит какой-то безумный фольтик. Надо было сразу от него когти рвать, но Бархан решил уважение к законнику проявить. Вот и проявил — мать его ети, этого Федоса! Впрочем, сам виноват — позарился на копилку с милостыней. Да, что-то горячо в столице стало. Не пора ли найти местечко поспокойнее? Правда, жаль бросать бригаду Шмака — пацан толковый, делает все как надо. Но в любом случае нужно быть готовым к мгновенному отвалу, а значит, срочно достать новые ксивы для Фариды — его бумаги пока ещё не засвечены. Но где взять надежные документы? Старый знакомец из химкинской братвы, у которого ранее Бархан обзаводился корочками, подсел, а больше никаких ходов не имелось. И тут он вспомнил о Гане Химике и его подельнике Совке. Те ведь косили под гаишников, а значит, и ксивы имели соответствующие. Да и вообще аферюги всегда бумаги достанут, какие хочешь. В восемь утра Бархан набрал номер, данный ему Химиком. Тот и взял трубку. Бархан изложил свою проблему. — Паспорт и права сделаем, — уверенно сказал Ганя. — Но и у нас к тебе предложение имеется. Подъезжай, обсудим. — Лучше вы ко мне. Я — без колес. — А твоя «тойота»? — Она записана на Фариду, мою подругу. А ей в городе светиться ни к чему. Да и мне тоже. Химик с Совком приехали уже через час, причем последний явился с фотоаппаратом и снял Фариду на «документы». — Будет готово через день, — объявил он. Бархан удовлетворенно кивнул. — Сколько с меня? — Это наш подарок, — небрежно махнул рукой Ганя. — Ну что, к делу? — И что за дело? — Ликвидация, — буднично произнес Химик. — Не, я — не киллер, — без раздумий отказался Бархан. Ганя и Совок переглянулись. Химик, видимо, получив молчаливое согласие подельника, выразительно посмотрел на хозяина квартиры: — Лимон баксов. Бархан коротко усмехнулся. — Я знаю пацанов, которые замочат вашего клиента за сумму в двадцать раз меньшую. — Мы тоже таких знаем. Но нам нужен человек, который бы нам доверял. Теперь Бархан расхохотался вовсю. — С чего вы взяли, пацаны, что я вам доверяю? Разве вы не кинули Федоса и меня вместе с ним на стольник? Ганя с возмущением замотал башкой. — Мы кинули только Федоса, он — битая карта. А с тобой мы хотим крупные дела делать и играть в открытую. Бархану показалось, что Ганя говорит всерьез и искренне. Да и сам факт, что Химик ранее дал ему свой телефон, подтверждал слова афериста. — Ну, пусть так. И все равно: лимон — бабки чересчур крутые за мокряк. Что-то здесь не так. Ганя кивнул. — Сейчас мы тебе все подробно распишем. Заказчица — одна дамочка, которую лишил наследства муж, ныне покойный. Он все оставил своей дочурке, и, если её слегка примочить, бабки, очень большие бабки, перейдут к нашей заказчице. Бархан пожал плечами. — Все равно непонятно, за что лимон — дело не выглядит слишком трудным. — Суть в том, что расплатиться дамочка сможет, только когда вступит в права наследства. Бархан в очередной раз рассмеялся. — То есть через полгода? Да это все равно что вообще никогда! Не держите меня за фофана. Ганя развел руками. — Мы же говорим — это вопрос доверия. Мы тебе эти бабки через полгода гарантируем. — А почему вы в этой дамочке так уверены? Кто-то из вас её хорошо знает? — Нет, но я лично знаком с её адвокатом, — пояснил Ганя. — Я с ним как-то в одной камере суда полгода ждал. Толковый мужик — мне срок дали, а его освободили вчистую за недоказанностью. Он все это дело затеял, и наследство без него в руки вдовы не уйдет. А с адвокатом этим я уже не одну комбинацию провернул и доверяю ему на все сто. — Да нет, пацаны. Полгода для нашей жизни — срок слишком большой. Многое может случиться — такое, что и лимон не понадобится. Потому делайте свое дело без меня. Ганя призадумался.

На самом деле адвокат за ликвидацию предложил три миллиона: один — сразу (из своего кармана, пояснил юрист, у вдовы денег нет), два — через полгода. Химик, как и Бархан, тоже считал, что шесть месяцев — срок слишком долгий. Да и с наследством может произойти накладка. Поэтому они с Совком сразу решили, что наличный лимон забирают себе. В случае облома с остальной частью гонорара им придется скрываться от Бархана или киллера, который подпишется на это дело, но с миллионом баксов легко свалить за бугор и пожить в свое удовольствие. Делиться же хоть какой-то долей этой кругленькой суммы Химику с Совком категорически не хотелось. С другой стороны, у них не было железного выхода на диспетчера, работающего с киллерами, а срок им адвокат поставил крайне жесткий — три дня. И Ганя, испустив тяжелый вздох, сделал новое предложение: — Тогда давай так. Лимон получишь через полгода, а двадцать штук — по исполнении. — Так бы и говорили: мочилово стоит двадцать штук, а не мотали боталом столько времени. То слишком много предлагаете, то слишком мало. Темните вы, ребята. Нет, я не согласен. Ганя с Совком снова переглянулись. — Ну, тогда извини, братан. — И Химик с подельником двинулись на выход. — Постойте, — раздался из угла комнаты голос Фариды. — Я согласна.

Он очухался вчера вечером и понял, что находится в больнице. Тут же подошедшая к нему женщина в белом справилась о его самочувствии. Подполковник сказал, что чувствует себя замечательно. Медсестра, однако, заметила в его глазах некий нездоровый блеск и доложила об этом дежурному врачу. Тот осмотрел потерпевшего, но решил, что его состояние не внушает опасений, а последствия шока пройдут после полноценного ночного сна. Он приказал медсестре сделать больному инъекцию снотворного, но только после того, как его навестит коллега по работе.

Этим коллегой оказался новый замначальника управления, назначенный вместо ушедшего на повышение Коржикова. Генерал задал подполковнику сразу три вопроса: не видел ли Фролов, кто на него напал, кого он при этом преследовал и что вообще делал в бывшем кинотеатре? Потерпевший ответил, не задумываясь: нападавшего не видел, никого не преследовал, а в «Планете» был по частным делам. Генерал очень удивился, поскольку знал от членов опергруппы Фролова, что тот за кем-то в кинотеатре охотился. Замначальника ГУВД, однако, виду не подал и принял ответ подполковника без всяких комментариев — он подозревал, что офицер просто не в себе. Генерал тут же пожелал Фролову скорейшего выздоровления и объявил, что вне зависимости от того, когда подполковник выпишется из больницы, он с момента выписки получает недельный отпуск. Сейчас Фролов, проснувшись и припоминая нюансы вчерашнего разговора, решил, что вел себя правильно. Нельзя доверять никому. Вокруг него продажный и сволочной народ. А с бандитами он разберется сам, единолично. Подполковник знал, кто его глушанул из баллончика. Фролов хорошо помнил фотографию той самой Риммы Красновой, которую он, под влиянием обуревавших его в тот момент разнообразных эмоций, прикрыл, когда шло расследование по факту смерти Посланника. Теперь выясняется, что она из той же банды, что и Перышко с Барханом-Арлыком. По приказу последнего, Краснова, конечно, и ликвидировала Посланника, поскольку он конкурировал с главарем можайских. Вероятно, она принимала участие и в налете на банк. Скорее всего, как наводчица. Ведь Краснова когда-то работала в ФСБ, а охрана Кунцевского отделения «Промбанка» — сплошь из бывшей «девятки»! И со всеми ними связана и эта стерва Шигарева! Недаром она оказалась в банке во время налета, в её подъезде кто-то завалил Грушу, и из её же подъезда двумя днями раньше выходил Витя Перышко! Вот она, мафия! ФСБ, прокуратура, братва — в одной связке! Но вся эта сволота ещё не знает, на что способен подполковник Фролов! Дверь открылась, и вошла медсестра с обычным для сотрудниц российских больниц презрительным выражением на лице. — Как самочувствие, больной? — Прекрасно, прекрасно! Я хочу, чтобы меня немедленно выписали. — Это невозможно: сегодня воскресенье, — сказала медсестра, и вновь сверкавшие диковатым блеском глаза пациента не понравились ей. Придется опять доложить дежурному врачу. — К вам пришли, больной. — Очень хорошо, пусть заходят. Медсестра покинула помещение, и вошел Борис Скоков. — Привет, Юра. Ну, ты прямо как министр — в отдельной палате расположился. — М-да… А охрана у дверей не стоит? Вопрос был задан без всякого юмора, но майор этого не понял и весело рассмеялся: — Нет, товарищ подполковник, такой чести вы не удостоились. — Он поставил на столик рядом с кроватью два битком набитых целлофановых пакета. — Тут жратва всякая. Колбаска, фрукты, соки… — Спасибо, спасибо, но не думаю, что я тут надолго задержусь. — Может, оно и так, но мне сказали: тебе отпуск дали по состоянию здоровья. Не хочешь нам со следователем что-нибудь сообщить? Такое, что мы не знаем? — Да нет. Все, что я сумел раскопать, вам с Юрченко доложил. — И ты не видел, кто тебя вырубил у кинотеатра? — К сожалению, нет. — Ну, тогда извини, Юр, сам знаешь, дел по горло… — Подожди, Борис. — Фролов задумался, стоит ли спрашивать об этом эфэсбэшника, но потом решил, что такой вопрос не должен вызвать у майора каких-либо подозрений, а полученные сведения могут очень пригодиться. — Я давно хотел у тебя кое-что выяснить. По одному из дел у меня проходит некая Римма Ильинична Краснова. Я знаю, что она служила в вашей «конторе». Для пользы расследования мне надо знать, по какой специальности эта женщина у вас работала. Конечно, я мог бы сделать официальный запрос, но… — Понимаю, — перебил его Скоков. — Это имя мне знакомо. Но чем она у нас занималась — точно не знаю. Я спрошу, у кого надо, и сообщу тебе. Не раскрывая государственной тайны, конечно. — Майор весело подмигнул и распрощался…Встревоженный сообщением медсестры, что пациент Фролов, похоже, находится в неадекватном психическом состоянии, дежурный врач последовал в палату к больному, но его там не оказалось.