Валерий Ефремов - Плёвое дельце на двести баксов

Я немедленно перебрался в прихожую и стал уже оттуда наблюдать за происходящим.

Девица находилась возле того стола, где, как выяснилось, я очень не вовремя разложил яства, и уже запихивала себе в рот крупный, исходящий соком персик, одновременно пытаясь засунуть в свою дамскую сумочку все остальное.

Но незваной гостье это сделать не удалось из-за скромных размеров ее ридикюля, которые явно были меньше ее аппетитов.

Пока я пытался оценить действия девицы с логической точки зрения — если она промышляет квартирным воровством, подбирая ключи к замкам, то почему пошла на дело без подходящей по объему сумки? — посетительница углядела мой спортивный баул. Она быстро подошла к нему, решительно вытряхнула на пол все мои шмотки и стала запихивать в освободившееся пространство деликатесную продукцию.

Мне показалось, что пора вмешаться. Я сунул пистолет под сорочку, за пояс брюк, и слегка кашлянул.

Девка вскрикнула и вроде бы даже подпрыгнула, после чего развернулась и вытаращилась на меня, как на привидение. При этом жевать очередной персик она не перестала.

— Мадмуазель, — вежливо начал я, — если вы запихнете в баул всю эту продукцию, он станет совершенно неподъемным. Может, вам необходима помощь?

Она какое-то время молча рассматривала меня, и ее первичный испуг иссякал на глазах.

Наконец незнакомка, видимо полностью оклемавшись, выплюнула косточку от персика прямо на линолеум и коротко поинтересовалась:

— Жилец?

Я не совсем понял вопрос и пожал плечами:

— Жилец, не жилец, что это меняет?

— Я тебя спрашиваю: ты снимаешь эту квартиру?

— Допустим. Что из того? — До меня никак не доходило, чего она от меня хочет добиться. А может, это такой специальный воровской прием: если тебя кто-то застукал, надо немедленно канифолить ему мозги?

— Ты снимаешь эту квартиру, а я ею владею, — назидательно пояснила размалеванная девка.

— Как это? — растерялся я. — А Петр Иваныч как же?

— Помер Петр Иваныч, Царствие ему Небесное, — и она перекрестилась слева направо на католический манер.

Мне, правда, показалось, что на католичку эта девочка не тянет, скорее всего — просто креститься толком не умеет.

— А вы ему кто будете? — мрачно спросил я, уже догадываясь, что услышу в ответ и что после этого ответа последует.

— А я Петру сестра родная, — и она как бы в доказательство своего кровного родства покрутила в воздухе ключами от квартиры.

Конечно, мне следовало бы по крайней мере проверить ее документы, но у меня не имелось серьезных оснований сомневаться в сказанном. Петр хотя и был совсем молодым еще мужиком, но выглядел уж очень болезненным, его явно одолевала какая-то лихоманка, и он в последнее время сильно сдал. Да и на воровку девица не походила, а имеющиеся у нее ключи от квартиры безусловно свидетельствовали в пользу ее слов. Можно было бы потребовать дополнительных доказательств тому, что данная гражданка теперь является собственницей снимаемой мной квартиры, но я не хотел раздражать новую хозяйку излишними расспросами — себе дороже.

— Очень рад познакомиться, — бодро сказал я, — Игорь Брагин.

— Это мне известно, — кивнула она, но сама не представилась. — Ты полтораста баксов платил за хату?

— Так точно, — обреченно ответил я, уже окончательно осознав, о чем сейчас пойдет речь.

Новая хозяйка окинула многозначительным взглядом дорогостоящие деликатесы, которые еще не успела запихнуть в свою сумочку и мой баул, и объявила: — Теперь будешь платить по двести. Денег у тебя, я вижу, куры не клюют. — И, предупредив мои возможные возражения, она добавила: — А не хочешь платить, так съезжай к едрене фене.

— Отчего ж? Я согласен, — произнес я, можно сказать, понурив голову. А что оставалось делать? Искать другую квартиру за сто пятьдесят? Да где я такую найду, если все кругом дорожает с каждым днем! Спасибо этой милой девушке и на том, что не заломила еще больше.

— А если согласен, гони бабки! — неожиданно потребовала она.

— Вообще-то я платил двенадцатого числа, а сегодня десятое, — не слишком решительно возразил я.

— А теперь будешь десятого! — настойчиво заявила хозяйка и в очередной раз обвела алчным взором оставшиеся на столе деликатесы.

Я после получки уже успел перевести матери в Пермь ежемесячные три тысячи рублей, и у меня на руках имелось в данный момент чуть больше пяти тысяч. По бытовому курсу, доллар шел за тридцать деревянных. Значит, девице следовало немедленно выплатить шесть штук. Когда я выдавил свое «согласен», то до двенадцатого рассчитывал перехватить недостающую сумму у Толяна…

— У меня сейчас столько денег нет, я еще не получил зарплату. Потерпите, пожалуйста, до двенадцатого. Или хотя бы до завтра, — взмолился я плаксивым голоском, но, наткнувшись на ее каменное молчание и непреклонный взор, предложил компромисс: — Впрочем, сто пятьдесят баксов я могу заплатить и сейчас.

— Сойдет, — неожиданно легко согласилась она. Но вдруг добавила: — А на оставшиеся пятьдесят баксов я возьму натурой. — И хозяйка кивнула в сторону разложенных на столе продуктов.

«Вот и накрылось угощение для любимой женщины», — мрачно подумал я, но возражать не осмелился во избежание худшего: мне казалось, что эта наглая девка способна добиться моего немедленного выселения, прибегнув, к примеру, к помощи милиции.

Я собственноручно собрал деликатесы в принесенные мной из магазина большие целлофановые пакеты, а эта стерва стояла рядом и наблюдала — как бы я чего не затырил.

Наконец она ушла, и я с волнением стал ждать прихода Ольги. Как-то она сейчас выглядит, после нашей последней встречи?

А как я выгляжу? — спохватился я и бросился к зеркалу, шаря по карманам в поисках расчески.

И вот раздался звонок в дверь. Я, не заглядывая в «глазок», открыл ее и буквально обомлел. Кошмар продолжался, однако…

Угрюмый, доложив секретарю Долинского о том, что на следующий день после гибели четырех его пацанов, кто-то уже второй раз за неделю гасит одного из бычков Коха, вызвал к себе на квартиру двух ближайших людей из своего окружения.

— Ну что, Никиша, принес ту самую газетенку? — спросил он вместо приветствия худощавого, лохматого и лопоухого парня лет тридцати двух. Тот походил, скорее, на астрофизика из американского космического агентства, напрочь оторванного от реалий земного бытия, чем на классического русского бандита, который, по роду своего сурового бизнеса, должен был одним только внешним видом внушать окружающим уж если не ужас, то хотя бы легкий трепет.

Впрочем, этот недостаток Никиши с лихвой компенсировал другой помощник Угрюмого, явившийся по его вызову, — бритоголовый битюг по кличке Тороп. Этот бывалый, в годах, урка, лик которого украшал проходивший через левую щеку и задевавший одноименное ухо багровый шрам, командовал бригадой боевиков в группировке Угрюмого и имел серьезный авторитет в московском криминальном сообществе.