Андрей Левицкий - Сердце Зоны

– А все равно не выйдет, - уверенно объявил он наконец. - Им один раз попасть достаточно будет, понимаешь? Колпак вон на честном слове держится.

– Выйдет. Я еще другое придумал. Там впереди свалка, видел?

– Ну, видел, так что…

– На ней много всякого. Броневиков несколько, машины… Я ночью раз пять туда-сюда курсировал. Обратил внимание, что перед кабиной навалено? А у нас, - Химик топнул ногой по полу, - там мини-сварка лежит, не забыл? Но надо прямо сейчас начинать, Никита.

Было далеко за полночь, над «Малышом» ярко горели звезды. Присев на подножке, Пригоршня поднял защитную маску и оглядел место стыка, посветив фонариком. Изогнутая полоса брони шла горизонтально через весь колпак, под ней было два металлических сегмента покороче, сваренные между собой. Свободной в результате осталась лишь узкая щель - как раз на высоте головы человека, сидящего за рулем.

– Так нормально вроде, - донесся из кабины голос напарника. - Можно разобрать, что к чему.

Никита выпрямился. Дверца с водительской стороны была закрыта броневым щитом, а сверху на нем закреплен кусок толстого металла, в котором также имелась щель - выглянуть можно, хотя видно совсем плохо. Дополнительные заплаты появились на боках «Малыша», а сверху - целый пласт железа. Турель опустить теперь было нельзя, ствол пулемета поворачивался в обе стороны градусов на тридцать. Заднюю башенку полностью заварили, да еще и накрыли сплющенной кабиной трактора. Самое главное - по бокам вниз протянулись четыре выгнутых листа брони, концами едва не достигающие земли и скрывающие колеса. Неприкрытым оставалось только узкое отверстие под колпаком, заслонка, из-под которой выдвигался ствол пробойника. Все это выглядело неказисто, но надежно. Хотя на самом деле, по мнению Пригоршни, было хлипким и держалось, если быть честным, на соплях. Нет, конечно, общий показатель бронезащиты у «Малыша» существенно увеличился, зато упала маневренность, максимальная скорость, ухудшился обзор из кабины.

– Повтори еще раз, что этот твой Доцент сказал? - спросил напарник. - Ноосфера копирует людей, чтобы изучать их?

– Типа того.

– Где-то я такое читал, - задумчиво произнес Химик. - Только там не Ноосфера была, а какая-то жидкая планета вроде. Черт с ним, неважно. Все равно мне это объяснение мутным каким-то кажется.

Никита сел на подножке, свесив ноги. Над крышами домов впереди иногда возникали тусклые вспышки, после чего оттуда доносился приглушенный грохот. Впрочем, он звучал все реже. Никиту знобило; он достал из кармана фляжку с водкой, разбавленной клюквенным соком, сделал несколько глотков, сунул обратно и плотнее запахнул куртку.

– Мутным, значит, - повторил он.

– Я к тому, что Ноосфера - это же просто идея такая, концепция. Она неразумна, как… ну, как Интернет. Не может стать разумной, там просто нечему становиться, это ведь не материальное что-то.

– Ну а сознание наше? Тоже не материальное.

– Сознание «повешено» на мозг. А мозг - это такая коллоидная структура, вполне материальная. Про него все давно известно, в общем-то, никаких особых загадок.

– Доцент про Интернет тоже говорил, - вспомнил Никита.

– Да, и что? - заинтересовался напарник.

– Говорил… Ну, что если тот заполнится программами, то в их этом… в их взаимодействии, на базе какого-нибудь поисковика или еще чего, может спонтанно зародиться разум. Ну вроде как «автономный сетевой разум», что-то такое.

– Ага. Кажется, уже и зародился. Борода рассказывал, помнишь: уже с год в Сети какое-то странное образование появилось. Из-за этого шум по всей планете, главная сенсация двадцать первого века, просто мы тут в Зоне ничего не знаем, далеки мы от этих дел. Но это ведь не значит, что весь Интернет разумным стал, понимаешь? Просто внутри него как бы сгусток такой образовался, который в сетевой среде обитает…

– Ладно, я все равно в этом ни хрена не понимаю. Ты лучше скажи: что еще Картограф плел?

Никита спрыгнул на землю, кутаясь в куртку, обошел кабину и залез на подножку справа. С этой стороны дверцу они заваривать не стали, проверили только, чтобы броневой лист исправно выдвигался. Химик пересел на водительское сиденье, Пригоршня занял его место, захлопнул дверь. В кабине было теплее, но его все равно пробирала дрожь.

– Так что?

– Картограф… кажется, он рад был, когда этот последний выброс произошел. Он вроде исследователя-путешественника, понимаешь? Ну такой… Крузенштерн, Пржевальский, Миклухо-Маклай. Я так понял, ему на месте не сидится, зудит в заднице. Он должен исследовать что-то постоянно, новые места находить. А Земля вся изучена. И получается, для него теперь весь смысл жизни - в пространственных пузырях. Это же… ну, как новая география. Белые пятна на карте. Но Зона не очень большая, если в сравнении со всей планетой брать, правильно? И пузырей ограниченное количество. Потому он рад, когда они лопаются, слипаются вместе или новые возникают, когда конфигурация этих его закоулков меняется. Вот так вот. Скоро ехать нам.

– Скоро, - согласился Никита. - Но время есть еще, дальше рассказывай.

– Ну, он говорил, есть какие-то Смотрители, они типа разведчиков. Сидят в Черном Пузыре, который как… как такое небольшое пространство-модуль. Могут перемещаться в нем, незаметно подсоединяться к другим пузырям, наблюдать. А еще какое-то Базовое Пространство упоминал. Оно вроде как фундамент, основа, а все остальное, что есть, и Земля наша в том числе, - это только пузыри.

– Что, вся Земля - пузырь?

– Где ж, «Земля»… Бери больше - вся Вселенная наша.

Никита поморщился и переспросил:

– Базовое Пространство?

– Помнишь, как мы тогда прикидывали, когда только пробойником разжились, привыкали к этим всем делам и сами себе описывали, что к чему, чтобы лучше понимать? Тогда такая картина сложилась: Зона вроде болота, вроде плоскости. И на ней - пузыри, то есть пузырьки и пузырищи разных размеров, так?

– Ну?

– А получается - не так. Плоскость - то, что Картограф назвал Базовым Пространством, то есть Мультиверсум. А Земля, то есть наша Вселенная, - лишь один из пузырей на поверхности. Хотя, видимо, один из самых крупных. И дальше…

– Вот фигня какая!

– Может быть, но…

– Да зачем выдумывать столько всего? - возмутился Пригоршня. - Зачем вот все эти сложности?

– А ты не примитивизируй.

– Я и не примивити… Нет, ну да, правда, я человек простой, но…

– Так это и плохо, - перебил напарник. - Не надо быть простым, ты ж человек, не мышка. Простые у нас знаешь кто? Вон те, которых ты в пещере видел под алтарем. Судя по твоим рассказам, они совсем простыми стали.

– Нет, но…

– Никита, тут такое дело, как бы сказать… Мир в некоторых своих проявлениях прост, а в некоторых сложен. Упрощать сложное - не меньший грех, чем усложнять простое.