Анатолий Галкин - Будем жить!

Из двух главных российских вопросов первый для Олега не представлял теперь сложности. Кто виноват – понятно. Но что делать? Савенков уже вчера должен был всё доложить Гуркину и направлять сейчас эти бумаги в Вену это как махать кулаками после драки… Направить листочки в прокуратуру и ждать вызова к следователю: «Кто вам дал эти бумаги? Зачем вы следили за губернатором? А не превысило ли ваше детективное агентство свои полномочия? Почему вас финансировали из Австрии?» Нет, связываться с прокуратурой – себе дороже.

Дальнейшие ходы Олег просчитать не успел. В офис «Совы» буквально ворвался Сергей Павленко.

Олег любил давать прозвища. Не для широкого использования, а так, для себя. Когда он узнал, что Павленко и Савенков в стародавние времена вместе учились в школе, то Сергей Сергеевич получил кличку «Одноклассник». Потом стало ясно, что богатенький Павленко основной учредитель «Совы» и вообще финансовый благодетель. И он стал для Олега «Хозяином». Но во все времена Сергей Павленко оправдывал самое точное прозвище – «Ураган».

Работа сыщика – не всегда беготня. Даже когда все сотрудники «Совы» собирались вместе, то часто в офисе сохранялась вдумчивая тишина. Все что-то анализировали, сопоставляли факты, соображали. Но если вдруг появлялся Хозяин, то всё преображалось. Он весело и громко кричал, хвалил, ругал. Он бегал по комнатам, размахивая руками. Он обязательно выставлял на стол спиртное со всеми вытекающими последствиями… Ураган, да и только.

– Я знал, Олег, что ты на месте. Зря Савенков всех в отпуск распустил. Скучно у вас стало… Перебирайся сюда за большой стол и рюмочки захвати… Срочное задание, Олег. Большая работа предстоит.

– Но…

– Я всё понял. Только что звонил Савенкову. Он тебя благословил на новое дело. Ты хоть знаешь, где сейчас Игорёк?

– Я думаю, что шеф сейчас в Москву едет.

– Ха-ха! Он с какой-то фрау в Италию направился. Сейчас горы пересекает. Переход Савенкова через Альпы… Кстати, Олег, австрийцы очень довольны «Совой». Гуркин просто в восторге от твоей работы… Теперь вот новый клиент. И тоже очень для меня важный. Заместитель министра, понимаешь.

– Что там случилось у этого заместителя?

– Вот это правильно, Олег! Деловой подход. Сразу быка за рога. Давай по рюмочке за успех… Так вот, этот чиновник давно приехал из провинциального города. И там оставил жену с ребёнком.

– Бросил?

– Не надо так прямо, Олег. Оставил и не поддерживал с ними отношений… И вдруг ему звонит девушка, невеста его сына.

– На свадьбу зовёт?

– Если бы! Она из больницы звонила. Ножевые ранения. И, якобы, её ранил жених. Но она этому не верит. Всё было хорошо, потеряла сознание, очнулась – в больнице, а жених в тюрьме.

– У нас по Жукову похожая ситуация была. Подставили его.

– И здесь очень может быть. Этот жених, Баскаков его фамилия, он там местный Познер или, скорее, Караулов. А на носу выборы. А он против губернатора попер… Собирайся, Олег. Местные адвокаты уже в курсе, что из Москвы первоклассный сыщик приедет.

– Куда ехать-то, Сергей Сергеевич? Не на Дальний Восток?

– Поближе. Город называется Дубровск… Что с тобой, Олег? Ты что замер? Знакомые места? Бывал раньше в Дубровске?

– Нет, но много о нем слышал. Губернатором там некто Афонин, милицией руководит генерал Щепкин, почти всю прессу держит Петрин, а местным олигархом работает Игорь Забровский… Вы Савенкову говорили, куда меня посылаете?

– Да нет, Олег. Я в общих чертах. Даже не сказал, что не в Москве… Так, держи командировочные. Ты завтра поедешь?

– Сегодня, Сергей Сергеевич. И, возможно, что скоро вернусь… Есть у меня подход к губернатору Дубровска.

В школьные годы все девочки мечтают о девятнадцатом веке, где платья с кринолинами и декольте, где бриллианты, где балы с мазурками, где любовь с дуэлями… И появляются в тетрадках рисунки девиц в пышных нарядах, в альбомчиках стихи, в записочках волнующие слова. Всем хочется туда, в золотой век от Пушкина до Тургенева. Но не дальше! Уже у Чехова уже нет ни блеска, ни романтики. Все женщины его поры постоянно чем-то недовольны. Им всегда скучно и душно. Они стонут и ноют. Или отвезите в Москву, или не рубите мой вишневый сад.

Катя тоже мечтала о красивых временах. И не только о балах. Ей хотелось жить в тихом городе. В собственном доме, перед которым палисадник, а за ним – старый сад с прудиком и беседкой.

Всё это она получила. Щепкину удалось поселиться почти в центре Дубровска, в старом купеческом доме. Был там и камин, и сводчатый подвал, и мебель с гнутыми ножками, и не очень старая домработница. Почти гувернантка.

Кате казалось, что с переездом в Дубровск она стала совсем другим человеком. Забылось всё: суетливая Москва, нервозная работа на телевидении, Максим Жуков, постоянно приносивший ей несчастья.

Первые годы она полностью отдалась воспитанию сына и обустройству особняка. Современная мебель заменялась старинной, появились картины в золотых рамах, самовар и персидская кошка.

Денег хватало на всё. Катя старалась их не считать. Иначе получилось бы, что она живёт не на одну генеральскую зарплату мужа. И не на две. И даже не на пять… Она решила, что всё это мужские дела, а в них лучше не лезть.

С Афониным она встречалась часто. С какого-то момента они, что называется, начали дружить семьями. И ни разу губернатор не упомянул о той несостоявшейся передаче. Даже не намекнул… А не знать об этом он не мог.

Не вспоминал о том эпизоде и Сергей Петрин, с которым тоже приходилось часто встречаться. Не вспоминал и муж… И Кате начало казаться, что всего этого не было. А если и было, то вовсе не так. Ну не мог милейший Володя Афонин нанимать киллера. И взятки не мог брать. А если и брал, то не за то, о чем говорилось в тех документах. Да и сами бумаги могли быть фальшивыми. Смонтировали и ей подсунули. А потом эти же враги Афонина и свидетелей подобрали. Уговорили их, подкупили, напоили… Всё странно, непонятно и туманно. Лучше об этом забыть… И Катя почти забыла. Перестала вспоминать.

Последний год её жизни в Дубровске оказался самым сложным. Ничего не изменилось, но это-то и было причиной хандры. Ей стало скучно.

Дом обустроен, быт налажен, сад ухожен. Любящий муж приходил домой поздно и был всегда ласков, но как-то однотонно.

Воспитание сына тоже закончилось. В пятнадцать лет он разрешал себя покормить, обеспечить одеждой и соответствующими его возрасту игрушками и, пожалуй, всё. Даже убирать в его комнате было нельзя. А уж воспитывать или вторгаться в его личную жизнь, было вообще невозможно… Нет, он был приветлив, но на любые робкие вопросы о школе, о здоровье, об успехах в спорте – ответ был один: «Нормально!»