Анатолий Галкин - Пятый туз

Сегодня его мало интересовал отчет Иштвана. За эти дни он успел сам все проверить.

Денежки были там, где и должны были быть. Счета были номерные, и смена фамилии абсолютно ни на что не влияла… Правда, часть сумм находилась в банках Риги, но и здесь все было в порядке. Федор много раз звонил туда и даже осуществлял ряд переводов на вновь открытые счета.

Иштван нужен был ему для обеспечения будущих комбинаций… Федор был уверен, что в ближайший месяц он сможет облегчить в Москве два-три денежных мешка. Главное, что Корноухов крепко сидит на крючке, а со своего кресла он также может дать наводки …

Ровно в шесть Федор увидел Иштвана, который, чуть пошатываясь, вышел из основного зала и поплелся мимо бассейна с ледяной водой в сауну.

Вслед за ним появился двухметровый венгр-культурист… Он даже не взглянул на Иштвана, а, поправив короткий белый передник, начал поигрывать мускулами, зазывая клиентов.

Федор с неохотой оторвался от стены, последний раз подставив спину под поток бурлящей теплой воды… Он вышел в центр зала и, сделав вид, что раздумывает, направился в сауну.

Последние пять дней Федор жил у Елизаветы.

Он не успел оборудовать свою венгерскую квартиру, хотя закупил мебель, посуду и все необходимое. Все это в ящиках стояло и валялось в разных местах квартиры, делая ее похожей на склад… Он мог бы остановиться и в гостинице, но радость Елизаветы была настолько искренней, поцелуи настолько призывными, что он сразу и думать забыл о других вариантах.

Все получилось само собой…

Дважды в день Федор звонил в какую-то венгерскую адвокатскую контору и вежливо спрашивал о сообщениях из Москвы для «Николая».

Этот телефон дала при последней встрече Елагина… Вчера он получил первое и весьма невнятное известие: «Почти все вопросы решены положительно».

После этой информации он долго не мог успокоиться и «вешал на Елагину всех собак».

Это же надо додуматься: «почти все». Какие?!

Оно, конечно, хорошо, что вопросы решены! Замечательно, что решены положительно! Отлично, что вообще что-то сообщила… Но ему важно было знать, жив ли Слесарь? На свободе ли Панин?..

Эти два вопроса основные. Без их решения все остальное не имеет смысла. Не выяснив этого, он не может вернуться в Москву.

Подходя к дому Елизаветы, Федор опять вспомнил эту елагинскую «шифровку».

Можно было думать что угодно. В том числе и то, что сегодня или завтра в Будапешт может заявиться «наш дорогой Владимир Викторович».

Еще вчера он убедил Лизу перенести все его вещи в маленькую комнату и постелить ему там…

Все ее протесты он отмел ласково, но решительно: «Это – бутафория, это на всякий пожарный… Или ты хочешь, чтобы он обнаружил нас в одной постели?»

Этого не хотели ни она, ни он… Они оба очень хорошо знали характер Панина. Это могло окончиться истерикой, битьем жены и стекол, прыжком в Дунай с самого высокого моста…

Когда Федор подошел к двери, он насторожился. Кнопку звонка нажал автоматически, хотя явственно слышал в квартире шум голосов.

Дверь резко распахнулась – на пороге стоял Панин!..

Через секунду он бросился обнимать Федора и заталкивать его в комнату, где за столом сидела нарядная Елизавета. При этом Владимир Викторович размахивал руками, хлопал Лобачева по разным частям тела, подвизгивал и говорил что-то быстро, отрывисто и невнятно:

– Ты спас меня!.. Я всегда тебе верил… Ой, спасибо!.. Я девять дней у них просидел. Как там так гнусно и мерзко!.. Там восемь человек вместе… Но я держался. Меня два раза допрашивали – никого не выдал… У соседей из восьми человек только у двоих высшее образование… Там еще параша есть, это мерзость такая… Я тебе, Федор, водки привез, с перцем, из Киева. Я через Киев убегал. Потом через Ужгород, Чоп… Я, пока там сидел, я о тебе, Федор, думал. Только ты мог меня спасти. Я не ошибся. Я так рад… Меня, как только перевели в другое место, я сразу понял: Лобачев начинает действовать… Я прав? Твоя работа?

– Моя, моя… Дай мне в себя прийти. Я вижу, вы уже хорошо начали отмечать.

– А как же! Там мне не подавали, а в дороге я тоже боялся. Садись скорей, я тебе штрафную налью.

– С удовольствием… Я сейчас в «Геллерте» был, а после баньки положено. Мы с Иштваном планы намечали.

Панин вздрогнул, глаза его перестали излучать радость, он вяло подошел к толу и сел:

– Планы?.. Я, Федор, твои планы не одобряю. Мне Лиза рассказала… Я туда не вернусь. И жену не пущу. Я просто не могу вернуться. Я подписку давал «о невыезде»… И уехал, удрал. Ты об этом знаешь?

– Догадываюсь. Я уже вчера знал, что ты на свободе.

– Да?.. А Лиза мне не говорила.

– Она и не знала. Я знал, а ей не говорил, не обнадеживал. Ты лучше скажи, что тебе следователь в последний момент говорил.

– Что говорил? Предупреждал… Он еще много о Слесаре спрашивал. Фотографию показывал. Я, понятно, – «первый раз вижу». А он говорит: «Жаль, придется безымянным хоронить».

– Хоронить?

– Да! Представляешь, меня в четверг вечером отпускают, а этот утром от сердечного приступа… Федор, а это не твоя работа?

– Кто знает, кто знает… – Лобачев сурово наполнил всем рюмки и предложил: – Давайте не чокаясь. За упокой души. Рогулин Иван Сергеевич много нам хорошего сделал!.. Для других он может быть и душегуб был. А для нас – безотказный боец… Сгорел на работе!

Три минуты все молчали, изображая маленькие поминки… Лобачев встрепенулся первым и заговорил бодро и даже весело:

– Планы мои – наполеоновские. И ты, Володя, зря испугался. Я и не собирался тебя назад тащить. Ты ведь не можешь в Москву ехать?

– Не могу.

– И не хочешь?

– Не хочу.

– А помогать мне будешь?

– Здесь? Буду.

– Вот и договорились. Завтра завершаем первый этап нашего сотрудничества. Подведем баланс, и разделим всё на три равные части. А уже на новом этапе делим добычу по новой схеме. Занимайте места согласно купленным билетам!

– Но мы вместе будем решать? Втроем?

– Нет, ребята. Работать буду я. А вы здесь в спокойной милой Венгрии будете мне помогать. Способствовать и содействовать… От каждого по возможности, каждому по труду… А вам даже больше, чем по труду. Вам и делать-то почти ничего не надо. Согласны?

– А по какой схеме будем делить?

– Здраствуйте! Приехали… Я тебя вытащил из тюряги и прошу немного помочь. Благородный человек быстро бы спросил: что надо делать? А ты: «сколько дашь денег?»

– Да это я машинально. – Панин виновато хлопал глазами. – Я для тебя всё, что хочешь!.. Но вот Елизавета уже много по этому делу работала. Она даже на елагинской даче, в могиле лежала…

– Это, Володя, был другой спектакль. За него мы все получили… А сейчас будем новую пульку играть. Ты мне вот что скажи, ты те пленки, что с работы утащил перед увольнением, привез?