Антон Французов - Нешкольный дневник

Хрен — он ведь тоже нежелезный. После трех палок — а на меньшее она была несогласна — половой лимит съеживался до безобразно малых размеров. Иногда получалось: клиенты (клиентки) + барщина Ароновне = не стоит. Гениталии болят, а девчонки-то красивые, особенно Маша Дубровская, Ирка Кудели-на, ну и — Катя, конечно. Все они тоже выражали желание со мной перекувыркнуться. Иногда удавалось, когда Ароновна пьяная и в темноте, вместо себя к ней Юлика подкладывать. У того стоит всегда и по барабану, на кого. Надо — значит надо. Профессиональное.

Работа в этом досуговом центре была поставлена великолепно. Саратовская «Виола» куда хуже, хотя там было чему поучиться. Но контора Нины Ароновны, конечно, выше уровнем. Да и клиентура — не сравнить с саратовской. Случалось, что вызовы приходили от знаменитостей, всей стране известных. Реклама нашей конторы в десятках газет была и чуть ли не по телевидению. И мы четверо — я, Юлик, Алексей и Виталик — работали в штате, и очень успешно работали. Ирка Куделина долго хохотала, узнав, что меня зовут Роман, а еще есть Юлик по прозвищу Джульетта. «Ромео и Джульетта» & Со» — вот как они нас именовали с легкой руки Ирки! Они смеялись бы куда меньше, если бы знали, чем время от времени занимается эта самая «Ромео и Джульетта» & Со». А то, что смеха не вызывало, — это и была моя удачная мысль.

Мы стали грабить наших клиентов. Ненависть к ним долго во мне копилась. Еще с Саратова, еще с «Виолы» и того времени, когда я развозил бригаду с Олесей и Василисой по вызовам. Еще с того времени, как я привез на «крышу» Катю Павлову, а кодла с Хомяком во главе над ней издевалась. И я ничего не мог сделать. Ничего! И никуда это не уходит, это чувство собственной беспомощности, оно никуда не девается, а варится в груди, как в неком перегонном кубе, претворяясь в ненависть. Оно, как зверь в клетке, только ждет момента, когда можно будет вырваться на свободу.

Дождалось.

Мы жили в Москве целый год, когда я совершил первое спланированное и заранее предусмотренное ограбление клиента. Нина Ароновна, конечно, была в курсе, более того, наводка была проведена через нее. Нина Ароновна в обязательном порядке установила для девочек правило: осматривать квартиру на предмет, есть ли деньги и хранятся ли дома ценности, ну и все такое. Девочки, конечно, не знали, для чего все это, но догадывались определенно. Первый клиент наклюнулся следующим образом: одна из девочек, Мила по прозвищу Харим-Паровозом, прославившаяся тем, что без труда могла пропустить через себя десяток мужиков, попала к одному богатому арабу, который при ней высказал желание пообщаться не только с девочкой, но и с мальчиком по вызову. Мила это запомнила, капнула Ароновне, та маякнула мне. На квартиру к арабу поехала необычная эскорт-бригада: сутер Фил не светился и не поехал, за сутера выступал Юлик Откуда мы, араб не имел ни малейшего представления. Юлик важно заявил, что к нам поступила информация о желании уважаемого господина развлечься. Остальные трое — то есть я, Виталик и Алексей — составляли «конкурс красоты», то есть возможность выбора.

Араб выбрал всех троих. Зря он это. Араб попался мерзкий и наглый, он выдвинул чудовищные, извращенные требования, так что мы с легким сердцем завалили его. Я знаю особые удары, отбивающие память, но отнюдь не смертельные. Вот таким ударом я его и попотчевал, после чего мы обчистили квартиру. Виталик суетился и мерзко хихикал, и мне почему-то стало противно, когда я вспомнил, как он кипешился у трупа того ублюдочного прокурора. А теперь грабил ни в чем не повинного араба.

Впрочем, вспомнила баба, как девкой была…

Стоимость похищенного у араба была весьма значительна. Нужно было сбыть ценности, и для этого Нина Ароновна свела меня с Лечо Шароевым.

Она знала, что делала. Она рассудила: мы не можем работать без прикрытия и поддержки, потому нам нужна «крыша».

Собственная «крыша» Нины Ароновны, славянская братва, на такое не подписалась бы. У русских братков с понятиями насчет ориентации и рода занятий строго. Голубая масть им не катит. Потому мы прислонились к менее разборчивым на этот счет чеченцам. Я не хотел встречаться с этим Лечо Шароевым, я понял, что если я свяжусь с ним, то коготок увяз — всей птичке пропасть. Но Ароновна давила не даром. Она-то, сука, хорошо знала, что делает. Она даже позволила себе угрожать, намекая слить нас в прокуратуру. Это было первым звоночком: я понял, что именно этот договор с Шароевым нас рано или поздно угробит.

И оказался прав.

На встречу с ним я пошел с тяжелым сердцем. Один, так настояла Нина Ароновна. Я не знал, что скажет мне этот Шаро-ев, но то, что ничего хорошего я от него не услышу, было точно. Ничего… Это же была моя идея: наказывать клиентов. Вот и получите, гражданин Светлов.

Кавказец оказался маленьким, худым и небритым. Полуприкрытые, опухшие веки усиливали выражение надменности на носатом лице. Я слыхал, что под этим Шароевым работают чудовищные отморозки, не брезгующие никакими способами добычи денег. Пестрая, разномастная, многонациональная банда. Я понимал, что, связавшись с ним, я поставлю на себе клеймо беспредельщика. Но я выдохнул и решил — значит, так. Такая жизнь, как фальшиво гнусил Виталик

Шароев сказал:

— Я дам тэбе две машины и оружие. ТГ, хорошие стволы. Два. Патроны есть. Говорили, нэ любищ потрэбителей? — Не ожидал от него таких рассуждений. — Я тоже не люблю. Нужно распределять, вот ты этим и займещса.

Это был бандит-философ. Самое гнусное дело он мог оправдать круглыми, неспешными словами, весомость которым придавал сочный южный акцент. Помимо оружия и машин он снабдил меня наводкой на одного подмосковного бизнесмена, кстати постоянного клиента нашего досугового центра, которого кавказцы срисовали сите несколько недель назад и пасли. Срубить жирок дали нам. Нет смысла описывать, обычное ограбление, в котором нам пособила Мила Харим-Паровозом. Она, собственно, и открыла нам дверь и таким образом оказалась в курсе моих темных делишек. Кроме нее и нас об этом знали еще только двое: Ароновна и Фил Грек. Остальные, включая Катю, как говорится, догадывались.

Все это проходило удачно. И проходило в течение трех лет. С Шароевым я связывался примерно раз в два или три месяца, работал по его наводкам или же, внимательно изучив дело и поняв, что гниляк, отказывался. Честно говоря, я не помню, как толком прошли эти три года. По-моему, я сам не заметил, как стал убийцей и бандитом. Конечно, я себя таким не считал, «убийца и бандит» — это всегда оценка со стороны. Теперь я могу оценивать себя со стороны и ежусь от холода. Тут, где я теперь сижу, на самом деле прохладно.

И только однажды этот промысел принес мне истинное удовлетворение. Безо всяких оговорок.