Наталья Анишина - В золотом капкане

Надюша успокоилась и пошла на кухню.

Наступивший день выдался пасмурным и хмурым. Они вместе добрались до больницы, где было большими буквами написано: «Областной онкологический центр». Отстояв в очереди, записались на приём к врачу. Онколог принимал с двух часов дня. Им ничего не оставалось делать, как прийти сюда во второй раз. Рогожин предложил:

- Давай зайдём в кафе, посидим, выпьем кофе и съедим по мороженому.

Она согласилась, хотя ей совсем не хотелось: не то настроение, чтобы беззаботно просиживать время. По дороге Рогожин остановился возле цветочницы, продающей большие белые хризантемы. Он захотел купить цветы, но она, увидев его порыв, сказала:

- Прошу тебя, не нужно покупать цветы. Подумай сам, куда я с ними пойду? На приём к онкологу? На обратном пути, если будет всё хорошо, ты купишь букет, ладно?

Рогожину ничего не оставалось, как согласиться. В кафе они сидели молча. Рогожин старался сохранять бодрость, хотя у него на душе скребли кошки. Он попытался шутить, но, увидев грустные глаза жены, замолчал. «Ну, откуда у молодой, цветущей женщины могла появиться такая зараза? В голове просто не укладывается, да нет, это ошибка, я не верю, со здоровьем у Надюши всегда было всё в порядке», - думал он, ковыряя ложкой мороженое.

А Надюша вдруг разговорилась. Она стала давать наказы:

- Если мне придётся лечь в больницу, ты детям не говори, что со мной. Скажи, что мама уехала отдохнуть в дом отдыха. Я сама с ними по телефону поговорю. Знакомым тоже говорить ничего не нужно. Уехала, мол, на курорт. У тебя сейчас отпуск, ты смотри за детьми, особенно за Костей, у них в школе дети наркотики пробуют. Нужно его уберечь от этой гадости. За Иришкой смотри. Провожай и встречай из школы. Сейчас дети теряются, сам знаешь. Успевать тебе придётся и обеды готовить, и продукты покупать, и за порядком следить. Если что со мной случится, дай мне слово, что детей не обидишь и не бросишь их.

- Ну, ты, мать, даёшь! Я запрещаю тебе, слышишь, даже думать о плохом. Лично я не верю в то, что тебе наговорили врачи, - уверенным тоном сказал Рогожин.

- Нет, ты меня не перебивай, я ещё не всё сказала, - продолжала Надюша. - Родителям моим тоже не звони, я сама с ними по телефону поговорю. Светлане Тропиной можешь позвонить, скажи, если найдёт время, пусть ко мне придёт. Жалко, но участок дачный придётся продать. Кто будет им заниматься? Времени у тебя свободного совсем нет, он у нас очень хороший, его сразу купят.

- Слушай, хватит, - перебил Рогожин. - Больше ничего не говори, я уверен, что всё обойдется, понимаешь? Я уверен, повторяю! Я не хочу больше ничего слушать.

Они замолчали. Доели мороженое, допили кофе, встали и вернулись в больницу. Онколог был высоким, крепким мужчиной, с большими, сильными руками. Он дотошно расспросил Надюшу, осмотрел её. Прочитав результат фиброгастроскопии, сказал:

- Ну, что ж! Нужно ложиться к нам.

- Когда? - еле выговорила Надюша.

- Прямо сейчас, сегодня. Вот, возьмите, - он что-то написал на листке бумаги и протянул ей. - Пройдите в корпус номер два, в приёмный покой, там вас определят.

- У меня рак?

- Будем разбираться.

Надюша вышла из кабинета, за ней вошёл Рогожин.

- Доктор, я муж этой женщины, скажите мне, что с ней?

- У неё рак желудка, нужно срочно сделать операцию.

- Не может быть, она никогда ничем не болела, всегда была здоровой и крепкой, у неё не может быть рака, - волнуясь, сказал Рогожин.

- К сожалению, внешний вид ни о чём не говорит и часто не соответствует действительности. Рак - коварное заболевание, протекает скрыто, и поэтому люди поздно обращаются к врачам. У вашей жены злокачественная опухоль в желудке, ей нужна срочная операция.

- Надежда на спасение есть?

Рогожин упрямо не хотел верить сказанному.

- Надежда всегда должна быть, без неё нельзя.

Надюшу поместили в большую, неуютную, серую палату с давно небеленым потолком и стенами. В отсыревших углах висели кружева паутины. Рассохшийся пол сильно скрипел, окна наглухо закрыты, в палате духота, стоял специфический больничный запах. Семь кроватей с провисшими до пола панцирными сетками были заняты, на них сидели и лежали женщины. Кто спал, кто читал газеты. Ей указали на пустую койку возле стены, на которой лежал голый матрац с подозрительными коричневыми разводами и пятнами. Соседкой оказалась юная девушка. Надюша, увидев её, совсем пала духом: «Господи, и дети здесь!» - с болью подумала она. Одна из женщин стала задавать вопросы:

- Вы на операцию или на обследование?

- Не знаю, - с тяжёлым вздохом ответила Надюша.

- Если на операцию, то попросите, чтобы вам из дома бинтов и марлю принесли, у них здесь ничего нет. Видите - матрац голый? Пусть принесут простыню, пододеяльник и подушку, чашку и тарелку, ложку и кружку, - подсказала соседка.

- А что, и этого здесь нет? - с удивлением спросила Надюша.

- Ничего здесь нет, только прооперируют. Выкарабкиваться придётся самой, - обречённым голосом сказала женщина.

- Позвонить домой отсюда можно?

- На лестничной площадке телефон-автомат, но не бесплатный, нужно иметь жетон, если вам понадобится, могу дать. Завтра утром вы ничего не ешьте, у вас возьмут кучу анализов, когда будут готовы, сразу же на операцию. Некоторые больные не соглашаются, их под расписку домой выписывают. У вас что болит?

- Желудок.

- С желудком после операции пищу через зонд принимают.

- Как это, через зонд? - вздрогнула Надюша.

- Через воронку. Её на трубку надевают и вливают жидкую еду, таким образом, кормят.

Надюше стало страшно, она не захотела больше выслушивать ужасающие подробности больничной жизни. Ей захотелось прилечь, она брезгливо посмотрела на голый матрац. В палату вошла санитарка и положила на кровать комплект постельного белья. Оно, как и вся палата, тоже было серого, замызганного цвета, вдобавок на нём краснели прочно въевшиеся в ткань бурые пятна.

Надюша прикрыла ветхой простыней допотопную грязь старого матраца, сверху застелила пододеяльником и легла в одежде. Сетка моментально провисла до пола. «Боже мой! Какая нищета и убогость. Мне предстоит провести здесь часть жизни вместе с обреченными людьми. Я точно такая, как и они. Я тоже должна привыкнуть ко всему убожеству».

Она отвернулась лицом к стенке. Чтобы не видеть облупленную серо-синюшную краску, из-под которой проглядывала штукатурка, Надюша закрыла глаза. Лежать в «гамаке», как она про себя назвала кровать, было неудобно, она попыталась отвлечь внимание, но хорошие и бодрые мысли в голову не приходили.

«Сколько больных пролежало до меня на этой кровати, кто из них остался жив? Наверное, все давно ушли в мир иной. Как хорошо было бы уснуть прямо сейчас и не проснуться», - подумала она.