Андрей Дышев - Девять граммов дури (Сборник)

– Как он называется? – спросил Новоселов и немедленно позвонил дежурному. Он хотел выяснить, не производился ли в недавнем прошлом этот химикат отечественной промышленностью и не было ли зафиксировано хищений?

Ответ пришел, когда Новоселов был уже у себя в кабинете и проводил совещание со старшими оперативно-следственных групп. Ведущий специалист по промышленным синтетическим материалам профессор Козырев заверил, что интересующий следствие химикат в этом году был изготовлен на одном из химических предприятий страны в количестве пятьсот граммов и полностью использован на оборонные и хозяйственные нужды России.

"Из-за границы "белого китайца" не завозили, а нелегально изготовить его внутри страны невозможно, – думал Новоселов, оставшись в кабинете один. – Какой-то замкнутый круг!"

Он сидел за столом и рисовал на чистом листе бумаги пузатого коротышку с узкими, похожими на щелочки, глазами. Ниже подписал: "Белый китаец". Полюбовался на картинку и пририсовал к затылку коротышки косичку.

Постучавшись, в кабинет зашел офицер.

– Сергей Анатольевич! Получено заключение химической экспертизы.

– Что там? – почти безразличным голосом спросил Новоселов, соединил пузатого китайца стрелкой с квадратом, обозначенным словом "Таможня", и тотчас перечеркнул стрелку красным маркером.

– Триметилфентанил из ампулы Мамедова содержит в себе споры джелалабадской сосны.

– Какой сосны? – переспросил Новоселов, придвигая к себе заключение эксперта.

– Джелалабадской, – повторил офицер. – Это город в Азербайджане. У экспертов есть все основания полагать, что там он не только изготавливается, но и ампулируется в емкости из-под новокаина и хлористого кальция.

В ходе дальнейшего расследования было установлено, что в Москве создана и активно действует широко разветвленная сеть сбытчиков триметилфентанила. На «черном рынке» его можно было приобрести по 1000 рублей за ампулу (по ценам 1992 года).

Через несколько дней заместитель министра внутренних дел России генерал-майор милиции И. Н. Кожевников утвердил создание оперативно-следственной группы из сотрудников Следственного комитета, главных управлений по организованной и экономической преступности, управления по незаконному обороту наркотиков МВД РФ и ГУВД Москвы. В нее вошли старший следователь по особо важным делам Управления по расследованию дел особой важности майор милиции Н. В. Гончаров; старший оперуполномоченный по особо важным делам майор милиции Ю. Д. Семенов; старший оперуполномоченный по особо важным делам майор милиции Ю. А. Богданов; начальник отделения УНОН подполковник милиции С. И. Ласкин; старший оперуполномоченный по особо важным делам УНОН подполковник милиции Е. А. Черноусов; сотрудники ГУВД Москвы офицеры Ю. Л. Данилов, А. Н. Сидоров и другие.

Руководство следственно-оперативной группой было возложено на старшего следователя по ОВД Управления по расследованию дел особой важности майора милиции Н. В. Гончарова. Контролировать работу следственно-оперативной группы было поручено заместителю начальника 1-го отдела Управления по расследованию дел особой важности майору милиции Новоселову.

Для обеспечения следственно-оперативной группы Экспертно-криминалистическому центру было приказано обеспечить первоочередное проведение химических, фоноскопических и иных экспертиз.

Отец встретил Ковальского на лестничной площадке у лифта.

– Что случилось, папа? – спросил Миша. Голос его был спокойным, почти равнодушным. Он сразу догадался, что отец встречает его у лифта не потому, что дома что-то случилось; причиной необычного поведения отца могла быть только работа Миши в школьной лаборатории. Собственно, Ковальский невольно ждал от родителей или неприятных вопросов, или скандала.

– Ты почему пропускаешь занятия в институте? – спросил отец сдержанно.

Что-то утаить от отца – адвоката из юридической консультации – было практически невозможно. Отец даже безобидные вопросы умел задать таким образом, что попросту исчезала возможность дать не только лживый, но даже двусмысленный ответ.

– Ты же знаешь, папа, – устало ответил Миша. – Я готовлю школьников к олимпиаде… Мама пришла?

Но отец не удовлетворился ответом. Он продолжал стоять на площадке, загораживая собой вход в квартиру. Миша уже пережил тот возраст, когда отец имел над ним власть и мог внушить страх. Теперь Миша большей частью жалел его вместе с его попытками казаться строгим и грозным, но старался не конфликтовать, не слишком демонстрировать свою самостоятельность.

– Сын, я хочу знать, чем ты занимаешься в школьной лаборатории?

"И что это на него накатило? – подумал Миша. – Интуиция? Или кто настучал? А кто, кроме Хлыстуна, может знать, что именно мы делаем в лаборатории?"

– Папа, я занимаюсь тем, чем собираюсь заниматься всю жизнь, – ответил Миша и вздохнул.

Отец смотрел на сына исподлобья. Глаза его были полны недоверия.

– Я хочу знать правду, Михаил! – как можно строже произнес отец.

– Я тебе все сказал.

– Это ложь.

– Я хочу произвести слезоточивый газ, который Уголовным кодексом не запрещен… Теперь можно мне пройти?

– Михаил! Я тебя предупреждаю: если ты не перестанешь ходить в школу, то я вызову специальную комиссию, и она проверит все ваши реактивы. Все то, что не будет отвечать требованиям, я лично выкину на мусорную свалку.

– Хорошо, уговорил, – проворчал Миша. – В школу я больше не пойду. Только не забудь позвонить директрисе и объяснить, почему сорвана подготовка школьников к олимпиаде.

Миша заперся в своей комнате, отказался от ужина и до глубокого вечера сидел за столом под настольной лампой, читая "Трех мушкетеров". Голова раскалывалась от боли. Миша тер виски и мечтал о таблетке анальгина. Но выйти из комнаты он не мог, опасаясь снова встретить тяжелый взгляд отца.

Прошел седьмой день синтезирования метадона.

Наутро Ковальский и Хлыстун приступили к завершающей стадии. Они заперли дверь лаборатории, открыли настежь окно, включили вытяжку, зажгли горелки, установили штативы.

– Если твоя мать будет интересоваться, что мы здесь делаем, – произнес Ковальский, застегивая пуговицы халата, – скажи ей, что вырабатываем слезоточивый газ.

– Она не будет интересоваться, – ответил Андрей, выставляя на столе колбы с жидкостями. – Достань из морозильника "свидетеля", пожалуйста.

"Свидетелем" они называли ампулы с метадоном, которые передал Хлыстуну для сравнения Князь. Через несколько часов они завершили финальную операцию. На дне колбы выкристаллизовался темный порошок. Приблизительно тридцать граммов сухой фракции. Андрей смотрел на него, поворачивая колбу из стороны в сторону, и вытирал платком слезы – глаза невыносимо щипало от едких испарений.