Анатолий Афанасьев - Одиночество героя

— Вдруг надумаешь сбежать, — объяснил Вован, сверкая тревожными очами. — Или хуже того. С пушкой тебе сам черт не брат. Ввяжешься в перестрелку, угрохаешь кого-нибудь, тебя повяжут, что же тогда — плакали наши денежки? Справедливо, нет?… Кстати, еще выпить есть?

Я достал из шкафчика заначку — непочатую бутылку «Белого аиста».

— Что вы имеете в виду под залогом?

Под залогом они подразумевали купчую на мою машину, которая у них была припасена с собой.

Вован вторично открыл сумку, достал канцелярскую папку и положил передо мной бумагу, заполненную по всем правилам и, как ни удивительно, уже заверенную нотариусом. По ней выходило, что я продал некоему Иванюку «Жигули» (все технические данные в отдельной графе) за три тысячи долларов. Печать на месте, подпись Иванюка, не хватало лишь моей подписи.

— Кто такой Иванюк? — спросил я.

— Так это же Сереня, — провозгласил Вован, будто сам пораженный этим обстоятельством.

— Я не скрываю, — с достоинством подтвердил Сереня, занятый разливом коньяка.

— Подписывай, дядя Вань, — благодушно поторопил Вован. — Заодно сразу обмоем.

— Но как же так? Если я подпишу этот документ, то уже неважно, отдам долг или нет, — машина все равно ваша? Ничего себе залог!

Вован с Сереней насупились.

— Эх, дядя Ваня, — вздохнул Вован. — Мы с Сереней хотя не такие образованные, как ты, зато людей понапрасну не обижаем… Вот скажи, мы с тобой скорешились или нет? Токо честно.

— Вроде скорешились.

— Мы тебя с Сереней хоть раз обманули?

— Вроде нет.

— Чего же ты, засранец, горбыля лепишь? Ты что, слепой? Третий пункт ты прочитал?

Я прочитал. В третьем пункте было сказано, что все спорные вопросы, возникшие между сторонами, решаются по суду.

— Вовик, но это же абсурд! Непонятно, зачем вообще здесь этот пункт. В какой же суд я должен обращаться? По каким спорным вопросам?

— Он над нами издевается, — взъярился вдруг Сереня. — Падлой буду, издевается!

— Терпение! — успокоил Вован. — Дядя Ваня хотя и старый, но в бизнесе новичок. И потом, Леонид Григорьевич просил, если можно, обойтись без увечий… Скажи, Вань, ты слыхал, что такое маркетинг?

— Да, слыхал. Это…

— Помолчи пока… Серый на тебя обиделся, и он по-своему прав. Гляди, что получается. Мы стараемся, выполняем все твои капризы: девочку — пожалуйста! пушку — пожалуйста! — а от тебя, выходит, никакого обеспечения? Так не бывает. На халяву у нас не проходит. Или деньги на бочку, или подписывай залог. У нас — фирма солидная.

— Тогда так, — я вроде нашел выход. — Пистолет забирайте, он мне не нужен. За Ольгу остаток принесу завтра в «Куколку». В пять вечера. Устроит? Отдам лично Щуке. Так ему и передайте.

— Псих, — буркнул изумленный Сереня и залпом выпил коньяк. — Натуральный псих. Не понимает по-хорошему.

Вован смотрел с сочувствием: его выдержка была беспредельной. Только левое веко нервно дернулось, он прижал его пальцем. Спросил:

— Ты до нас нигде ничего не пил?

— Я же за баранкой.

— Чудно, а похож на пьяного…

Он терпеливо объяснил, что по правилам маркетинга, если товар доставлен по адресу, тем более оружие, то обратного хода ему уже нет. И это логично. Иначе все так и будут бегать с пушками туда и обратно, мало ли какие у клиента появятся заскоки. Второе. Сама попытка отказаться от заказанного товара, то есть попросту кинуть купца, приравнивается к беспределу и наказывается только одним способом, ему пока не хочется говорить — каким. В любом случае за такую гнусную попытку сразу начисляются пени, увеличивающие цену вдвое. И третье. Если я полагаю, что Леонид Григорьевич, стоит поманить его пальцем, примчится за моими жалкими крохами, то я, дожив до седых волос, так ничего и не понял в жизни. Леонид Григорьевич уже оказал мне большую честь, встретился со мной лично. Но это было один раз, и на это, вероятно, у него были свои особые причины.

— Врубись, Ваня, — с жалостью сказал Вован. — Кто ты и кто он. Не будь смешным.

— Или ему отдам деньги, или никому, — уперся я. — У меня тоже есть причина.

— Он не просто псих, — вмешался Сереня, — он наглый. Подписывай бумагу, сволочь!

— Ничего не подпишу, пока не поговорю со Щукой.

Сереня размахнулся с правой руки, но я этого ожидал и подставил блок. Потом дотянулся и толкнул его в грудь. Вместе с табуреткой он свалился на пол и приложился затылком об угол газовой плиты. От резких движений со стола слетело несколько предметов, но бутылка коньяка устояла. Вован укоризненно покачал головой:

— Напрасно ты это сделал, мужик. Сереня не простит. Пойми, мы тебе лично зла не желаем, но работа есть работа. Подписывай купчую, пока он не очухался. Неужто еще пожить неохота?

В его голосе прозвучало что-то похожее на уважение.

— Неужели нельзя договорится без кулаков. Ты же, Вовик, культурный человек.

— Это тебя не спасет, Иван Алексеевич. Подписывай — и разойдемся миром. С Сереней уладим. Ну отвесит пару тумаков, не больше.

— Завтра принесу деньги в «Куколку». Не достану — подпишу. Щука согласится. Скажи, у меня важное сообщение. Касательно Шалвы.

— Касательно кого?

— Ладно тебе, Вовик, не темни.

— А ты не так прост, дядя Ваня?

Подозрительно долго не подававший признаков жизни Сереня наконец зашевелился и сел — спиной к плите. Обвел нас снизу ошалелым взором.

— Вставай, Серый, — позвал Вован. — Простудишься лежамши.

Сереня счастливо улыбнулся.

— Во вырубился, да?! Черепком о противень, — потрогал затылок, покряхтел. — Желвак вырос — с кулак. Ты же меня чуть не убил, сморчок.

— Отчаянный старикан попался, — похвалил меня Вован. — Хотя с виду не скажешь.

— Коньяк остался? — спросил Сереня.

— Целая бутылка, — успокоил Вован.

— Ну что, счас выпью, и будем дядю мочить?

— Погодим немного. Надо еще кое о чем покалякать.

— О чем, Вов? Он же невменяемый, — Сереня переместился за стол, налил полную чашку и махом выдул. На меня не глядел, будто я его больше не интересовал. Не понимал я этих ребят, нет, не понимал. В их поведении была какая-то иная логика, не внятная моему уму. Не первый раз с ними сталкивался — на дорогах, в магазинах, — и каждый раз они ставили меня в тупик. С виду обыкновенные молодые люди — сытые, ухоженные, редко повышают голос, — но все-таки иной раз возникает ощущение, что это пришельцы. То есть или они пришельцы, или мы — все остальное население, зачем-то задержавшееся на свете после окончательной победы рынка. Сосуществование почти невозможно: им тесновато, нам — страшновато. Для них Москва узкая, для нас тротуары чересчур просторны. Мнилось: укрыться, спрятаться от них можно за железными дверями квартир, но, как показал нынешний случай, это тоже иллюзия.