Алексей Рыбин - Трофейщик

Нельзя здесь оставаться городским пришельцам — отторгает их поле, из последних сил отстаивая свое право на существование. Алексей же всегда чувствовал себя здесь прекрасно. Ижорский погост — так всегда называлась эта земля — свободная, огромная, с густыми непролазными лесами, чистыми реками, со стоящими на ней крепкими деревянными домами, бывшими ее частью. И ветер, дождь и мороз не разрушали эти дома, а лишь помогали им стать крепче, глубже врасти в почву. Бревна стен становились звонкими и прочными, словно сталь, неподвластными тлению.

Он вставал и шел обратно к белой сплошной стене одинаковых, вытянувшихся в линию домов с ровными рядами черных точек-окон и черточками балконов. Птицы над головой летели вовсе не на юг, а на мясокомбинат. Под ногами чем ближе к домам, тем чаще хрустело бутылочное стекло, скрипела рваная жесть консервных банок, шуршал бумажный мусор. Пограничная линия — асфальтовая дорога вдоль домов, отделяющая город от поля, — была чистой, гладкой и безликой. Тысячи километров подобных дорог бежали на север, пронизывали город во всех направлениях, разделялись на сотни ответвлений, переплетаясь, кружа, возвращаясь назад и закручиваясь в спирали.

Поднявшись в свою квартиру, он подходил к окну и снова видел Ижорский погост — чистый, светлый, бескрайний и безлюдный. Эта земля излучала покой, которого нет в северных и западных районах, в направлении Финского залива, — там с каждым годом все кучнее прорастают дачные домики, виллы, особняки, открываются магазины, вытягиваются новые заборы и проволочные заграждения, а десятки тысяч отдыхающих перемещаются сплошной горячей массой, оставляя за собой вытоптанную траву и горы мусора.

Он вышел на балкон. Солнце повисло справа над Пулковским шоссе. Во рту было сухо и противно, но голова после сна стала совершенно ясной и свежей — похмелье хоть и давало о себе знать, но оказалось сегодня легким и не мешающим думать. Все случившееся вчера казалось далеким, нереальным и как будто произошедшим вовсе не с ним, если бы не следы на лице и не грязная одежда, разбросанная на полу в комнате и в прихожей.

Он быстро принял душ, растерся полотенцем, и остатки похмелья улетучились окончательно. Выйдя на кухню, поставил чайник, закурил. Не найдут его, конечно. Как найдешь? Следов-то нет. Шофер легковушки, которую остановил Алексей на ночном шоссе, тоже вряд ли что скажет. Как они смогут на него выйти? Подумают — бандитские разборки. Мало ли что, бандиты рыть землю не могут? Вполне могут. Оружие им тоже нужно.

Он почти совсем успокоился и, решив прибраться, направился в прихожую, чтобы начать с самого начала. Поднял свою любимую зеленую куртку, брошенную вчера в расстроенных чувствах на пол, отряхнул, повесил на вешалку. Поставил ботинки — свои и Катькины — модные, тупоносые — ровными рядами на полочке для обуви.

— Катя! Просыпайся!

— У-у-у, — донеслось из спальни. — Леш, который час?

— Три. Ты не видела мой планшет?

— Что?

— Планшет. Кожаная сумка, в которой карты носят.

— Да я знаю, что такое планшет. Не видела.

— Черт, я же с ним приехал, а куда сунул, не помню.

— Леш, ты без него ехал.

Алексей вошел в спальню.

— Точно без него?

— Леш, я ведь проспалась к твоему приходу. Точно, ты был без него.

Так. Не хватало еще потерять карты. Размеченные, с нанесенным на них маршрутом, с обозначенными местами поиска. В таком состоянии он ведь мог оставить его в машине на шоссе, потерять по дороге в городе — что за черт!

Он позвонил Ване. В трубке долго звучали призывные гудки, потом наконец после щелчка послышался шум, громкие голоса, замешанные с трудно определимой музыкой, и Алексей услышал долгожданное «Аллоу!» По тому, как было сказано это «Аллоу», Алексей понял, в каком состоянии находится Иван Давидович. Ваня вообще-то напивался редко, и то, что в три часа дня он был уже готов, с его стороны являлось поступком неординарным.

— Вань, ты чего празднуешь?

— А-а-а, Братец! — заорал на другом конце провода Иван Давидович. — Ну, приезжай.

— Да нет, Вань, я спросить хотел…

— Давай приезжай, мы тебя полечим…

— Вань, подожди. Я у тебя планшет не забывал?

— Забывал… Наливал, выпивал, заблевал, шпаклевал. Мухлевал.

— Вань…

— Наповал, перевал, открывал, карнавал. Пировал, горевал, вышивал, подпевал. Приезжай, мы все дома. — В трубке раздался треск и короткие гудки.

Планшет нужно было забирать: пока он был в другом месте, Алексей чувствовал, что вчерашняя история не закончилась. «Что это я ночью перетрусил? — думал он. — Какой толк сидеть неделю дома? В лицо меня никто не узнает, в лесу никто не видел, кроме тех двоих. Что за идиотизм?» Он решил списать вчерашнюю панику на усталость и нервное перенапряжение. Да, собственно, было от чего запаниковать.

— Кать, не хочешь со мной к Ване съездить?

— Как, опять туда? Тебе не надоело? И вообще, ты же собирался дома сидеть.

— Видишь ли, я там у него забыл одну штуку. Она мне срочно нужна. Поехали, а? — Он обнял Катьку за плечи. — Заскочим ненадолго, а потом купим чего-нибудь и вернемся. Или в гости куда-нибудь, если захочешь. Мне-то в таком виде не хочется, но я — как ты…

Вид у Алексея и вправду был достойный — на бровях выросли две огромные шишки, изменив совершенно форму глаз и придав им азиатский характер. Из-за сильно распухшей челюсти лицо стало асимметричным и в целом выглядело как отражение в кривом зеркале, которые веселили народ много лет в забытых уже комнатах смеха городских парков.

Только повесил трубку Иван Давидович и направился было к столу, как телефон снова зазвонил. «У аппарата», — значительно сообщил Ваня невидимому абоненту.

— Ваня, Виталий Всеволодович беспокоит.

— А, да-да, — ответил Ваня, слегка трезвея и пытаясь сосредоточиться. — Здравствуйте еще раз, я вас слушаю.

— Ну, как дела? Все в порядке?

— Да, Виталий Всеволодович. Я съездил, посмотрел, все нормально. Недавно только вернулся.

— Ну вот и хорошо, — констатировал Виталий Всеволодович. — Отдыхаешь теперь?

— Да, знаете ли, гости зашли вот…

— Завидую тебе. Самому никак не удается отдохнуть по-человечески. А я бы с удовольствием расслабился, но дела, дела… Ванечка, значит, так — завтра у нас воскресенье, ты не работаешь?

— Вечером нужно в больницу.

— Хорошо. Давай часикам в двум подъезжай ко мне. Дома спокойно посидим, поговорим, пообедаем. Будешь?

— Конечно, буду, спасибо.

— Ну, тогда до завтра.

— Всего доброго, Виталий Всеволодович.

Ваня вернулся к столу. За то время, пока он беседовал по телефону, Гена опять успел заснуть в кресле. Юраня же был бодр, энергичен, багров лицом, но тверд в движениях.

— Вань, пошли ко мне в мастерскую. Пройдемся заодно. Погода — класс! Все возьмем с собой, посидим…