Петер Рабе - Пуля вместо отпуска

Крипп выпрямился на стуле: наконец-то он начал получать ответы по существу!..

— Вот вам мое мнение как профессионала, — продолжил Эмилсон. — По-моему, сказанного вполне достаточно, чтобы предостеречь вас.

— Предостеречь… меня?

— Вы когда-либо слышали что-нибудь о психозе?

Вопрос заставил Криппа вспомнить о палате, обитой в психушке войлоком, и о взрослых людях, играющих в детские игры. Мысли сами собой перескочили на Фелла, которого он знал уже более десяти лет. Фелл подобрал его в Нью-Йорке, где Крипп зарабатывал на карманные расходы, выступая в дешевых интермедиях на Кони-Айленде. «Вундеркинд с мощной памятью! — вещал ведущий представление. — Скажите этому щенку, мистер, год и дату вашего дня рождения, и он сообщит вам, какой это был день недели. А сейчас подлинный феномен, невиданный доселе! Прочтите любое предложение из этой газеты, мистер, вот этой утренней газеты, и щенок доскажет вам остальную часть абзаца. Это свежая утренняя газета, и щенок прочитал ее всего лишь раз…» Вот тогда-то Фелл и забрал его, посмотрев веселое шоу, и с тех пор уже с ним не расставался. Такая мощная память — сущая находка для бизнеса, никаких тебе бухгалтерских книг, двойных чеков по выплатам и сборам, никакой необходимости тратить время на подсчеты ставок и процентов по ним: Крипп проделывал все это в уме. Они с Феллом не были друзьями и даже приятелями, но их связывали общие интересы, и Фелл был ему близок, как никто другой. Крипп считал своим долгом хранить верность Феллу — так было проще, ибо позволяло строить их отношения не на эмоциях, а на деловой основе.

«Слышал ли он когда-нибудь о психозе?» — так, кажется, спросил его Эмилсон, и единственное, что Крипп мог бы ему ответить, что Фелл точно не из тех, которые играют в детские игры в палате, обитой войлоком. Фелл был сильным, щедрым, всегда оказывался прав, как это свойственно лишь таким незаурядным натурам, к которым принадлежал и он. Фелл и в самом деле был большим человеком. Он мог вершить дела по-крупному, потому что всегда был уверен в себе. В отличие от Криппа у Фелла было две здоровых ноги, и он твердо стоял на них. Фелл был…

— Мистер Джордан, я задал вам вопрос.

Крипп едва не подпрыгнул на стуле: маска спокойствия сползла с его лица.

— Вы пытаетесь запугать меня, доктор, чтобы оставить его здесь на неопределенное время? Чтобы вы могли держать его взаперти и пестовать как тепличное растение в своей оранжерее, где вы царь и бог? Но позвольте в таком случае рассказать вам о Томми Фелле. Я был знаком с ним задолго до того — да, счет идет на годы! — как вы начали отращивать и носить свои усы. Он…

— Нет, это вы позвольте мне сказать вам! — прервал Криппа Эмилсон, и то, как он холодно и с нажимом произнес это, заставило Криппа прерваться на полуслове и слушать. — Он в высшей степени энергичен — вы это хотели сказать, верно? Есть очень мало такого, что могло бы его остановить, верно? И то, что мало найдется таких, как Фелл, кто бы был так уверен в успехе и так мало сомневался — а точнее, вообще никогда не сомневался — в том, что все делает правильно… Я опять угадал? И насчет его щедрости — это тоже вы мне хотели сказать, верно? Щедрости, доходящей до безрассудства, ибо, возможно, щедрость подобного рода проистекает из его чрезмерной уверенности в себе…

Эмилсон видел, что Крипп воспринимает его откровения как некий свидетель тонкого психологического трюка, с помощью которого можно прочесть чужие мысли. Эмилсон же между тем продолжал:

— Но все это находится под очень хорошим контролем, могли бы вы добавить, мистер Джордан. Если что-то и имеет место, то развивается достаточно медленно, чтобы не дать Феллу возможности держать себя в руках и оставаться в пределах нормы… Но я скажу вам другую вещь. Иногда Томас Фелл впадает в состояние депрессии, становится робким, забывчивым, и у него все валится из рук. Бывает такое?

— На моей памяти — всего лишь дважды, — ответил Крипп и вновь весь обратился в слух.

— По существу, это все, что я хотел сказать вам, — произнес Эмилсон. — И сказал лишь затем, чтобы описать истинное состояние Фелла. То, как все это представляется вам, вы уж никак бы не охарактеризовали как бзик, отклонение, не так ли? В действительности, с вашей точки зрения, такое должно скорее помогать Феллу, когда дело касается управления бизнесом? Но достаточно пустить это на самотек, Джордан, и вы увидите, что тогда случится.

Мягкие, небольшие руки Эмилсона нервно двигались, и Крипп переводил взгляд с неспокойных пальцев на усы Эмилсона и обратно. Он слушал вполуха, ибо все это имело смысл лишь наполовину, но в конце концов потерял терпение.

— Вы хотите мне сказать, что у него крыша поехала? — воскликнул он.

— Я говорю вам, что он может стать невменяемым, — тихо ответил Эмилсон.

— Можно подумать, вы открыли что-то новенькое? — Крипп уже взял себя в руки. — Любой может свихнуться!

— У этого бзика есть название, Джордж, Фелл — потенциальный маник.

— Маньяк, вы хотите сказать?

— Нет, маник. Стремительный, веселый малый, вечно шутящий, преисполненный рвения, и нет конца тому, до чего он может докатиться, и предела тому, что может натворить.

— Фелл никогда…

— Я же не утверждаю наверняка, а говорю лишь — может. У него все задатки для того, чтобы вот так просто взять и рвануть в космос, да еще и смеясь при этом. И раз уж он, закусив удила, рванет напропалую, то всем остальным лучше убраться с его пути, потому что Фелл не станет оглядываться и терять время на извинения.

Какие-то секунды они пристально смотрели друг на друга: Эмилсон — в желании убедиться, достаточно ли он сказал и ясно ли выразился, а Крипп — в надежде, что тот наконец высказался. Все, что Крипп услышал от Эмилсона, складывалось во вполне понятную картину. Крипп пытался пренебречь этим, ибо не верил еще до конца, что происходящее — грустная реальность, но картина от этого не становилась менее яркой, а скорее наоборот. Не маньяк, как сказал Эмилсон, а маник. Нет, не тот, кто рвет и мечет, а кто, возможно, — всего лишь возможно! — еще только станет тем, кто рвет и мечет. Нет, Эмилсон сказал не так. Трудно было вспомнить дословно, как точно говорил доктор, а тут еще он заговорил опять.

— Вы хотели бы сейчас увидеть его?

Крипп ничего не ответил, молча последовав за Эмилсоном из кабинета.

Опять прошли коридоры, окрашенные в пастельные тона, а затем они оказались в большом солярии. Чем не отель? Двое мужчин играли в карты за небольшим столом, а чуть дальше группа людей спорила о будущем хлопка. Что может быть заумного в карточной игре или в споре о хлопке? Никаких детских игрушек для взрослых людей, смирительных рубашек и санитаров! Доктор Эмилсон, в слаксах и гавайской рубашке, как и остальные служащие штата клиники, если таковые были в солярии, ничем не выделялись среди пациентов.