Питер Мейл - Марсельская авантюра

Ни толпы, ни очередей. Никаких сотрудников службы безопасности с мрачными лицами. Ни возни с багажом, ни споров за место у окна, ни соседей с вездесущими локтями. Никаких ревущих детей и очередей в грязный туалет. Словом, никаких «радостей», без которых не обходится ни одно воздушное путешествие в двадцать первом веке. Зато Сэму и Элене были предложены совсем другие удовольствия.

Принадлежавший Ребулю «Гольфстрим Джи-550» принимал на борт не больше шести пассажиров, а также двух пилотов и одну стюардессу. Его интерьер можно было описать всего двумя словами: «Luxe et volupté». [8] Роскошь и нега (фр.). Стены салона были окрашены в аппетитные сливочно-карамельные тона, а кресла — язык не поворачивался назвать их просто «сиденьями» — обтянуты шоколадно-коричневой замшей. Имелась здесь и небольшая обеденная зона. В крошечной кухне и баре хозяйничала Матильда, красивая женщина неопределенного возраста в элегантном костюме от Ива Сен-Лорана, удивительно чутко реагирующая на малейшие проявления голода или жажды у пассажиров. На борту авиалайнера можно было при помощи телефона или Интернета поддерживать связь с остальным миром, выбрать любой фильм из обширной видеотеки и посмотреть его на большом экране, даже беспрепятственно выкурить сигару. Словом, Ребуль сделал все для того, чтобы полет в воздухе стал максимально комфортным и приятным, решили Сэм и Элена, принимая поданные Матильдой бокалы с холодным пузырящимся «Крюгом».

— Ты знаешь, я ведь могу очень быстро к этому привыкнуть, — задумчиво произнесла Элена.

Она сияла: ее светло-оливковая кожа, казалось, светилась, глаза блестели, а в черных волосах отражался свет. Сэм мысленно поздравил себя с тем, что принял предложение Ребуля.

— Отпуск тебе к лицу, дорогая, — сказал он. — И почему только мы не делаем этого чаще? Ты слишком много работаешь. Ну разве можно сравнить всю эту возню со страховками с шикарным путешествием на юг Франции в обществе обожающего тебя, неотразимого кавалера?

— Как только встречу неотразимого кавалера, попробую сравнить и непременно сообщу тебе о результате, — усмехнулась Элена.

— О, les amoureux, [9] Влюбленные (фр.). — раздался за их спиной голос Ребуля.

Он появился из миниатюрного кабинета, расположенного в самом хвосте самолета. В руках держал увесистую папку с документами.

— Прошу меня простить, — обратился он к Элене, — но я вынужден похитить у вас Сэма. Нам надо поработать над презентацией, пока есть такая возможность. Потому что, как только мы прилетим в Марсель… — он развел руками, — нас ждут дела, дела, дела.

Элена поудобнее устроилась в кресле и открыла старый, порядком потрепанный «Путеводитель по югу Франции», выпущенный издательством «Кадоган Гайдз». Это был любимый путеводитель Сэма: исчерпывающий, точный в деталях, написанный хорошим литературным языком и с юмором, придающим ему живость. Она открыла главу, посвященную Марселю, надеясь найти там подтверждение слов Ребуля о том, что Париж и Марсель ненавидят друг друга вот уже несколько веков. И действительно, в очерке, посвященном истории города, она обнаружила то, что искала. Узнав, что Марсель, упорно стремящийся к независимости, добрых сорок лет раздражал Людовика XIV, Элена прочла: «В 1660 году терпение короля лопнуло и он, частично разрушив стены города, направил пушки марсельцев на них же самих, что считалось страшным оскорблением». Ранее эти пушки смотрели на море, отпугивая пиратов и захватчиков, но Людовик, очевидно, решил, что жители города представляют для него гораздо большую угрозу. Но этим дело не кончилось: «Городские власти, назначенные королем, уделяли слишком мало внимания работе порта, и строго соблюдавшиеся прежде правила, вроде обязательного карантина, скоро стали забываться. В результате в 1720 году в городе вспыхнула эпидемия чумы, быстро охватившая весь Прованс».

Элена представила себе объятый чумой город, на который направлены его же собственные пушки, и все благодаря вмешательству Парижа. Да, такие «подарки» нескоро забываются, и от поколения к поколению память о них становится только горше. Теперь слова Ребуля, которые сначала она сочла несколько преувеличенными, казались ей куда более убедительными.

Элена опустила книгу на колени и посмотрела в иллюминатор. Бледно-синее вечернее небо было безоблачным, спокойным и бесконечным. Пилот на хорошем английском с очаровательным акцентом, которому, наверное, обучают специально, объявил, что благодаря попутному западному ветру они приземлятся в Марселе как раз к завтраку — к горячему café au lait [10] Кофе с молоком (фр.). и круассанам. Элена глубже погрузилась в замшевый кокон и закрыла глаза, вполуха прислушиваясь к неразборчивым голосам Сэма и Ребуля.

Сэм прав: она действительно слишком много работает, и уже скоро ей придется сделать выбор между бизнесом и личной жизнью. Фрэнк Нокс, основатель «Нокс иншуренс», собирался отойти от дел и уже сказал Элене, что, если она захочет, кресло генерального директора перейдет ей. Но готова ли она провести следующие тридцать лет, тесно общаясь с клиентами вроде Дэнни Рота? И найдется ли в этой жизни, до отказа наполненной деловыми встречами, конференциями, командировками и неизбежными бизнес-ланчами, место для Сэма? И что она будет делать, если откажется от работы? Усилием воли Элена заставила свои мысли переключиться на то, что ждало ее в ближайшие две недели: средиземноморские пляжи, дни, не подчиненные расписанию, и долгие, упоительные ужины под звездами. Она задремала.

Разбудил ее Сэм, нежно поглаживающий ее лоб.

— Ты улыбалась во сне, — сказал он.

— Я же в отпуске.

— Прости, что разбудил, но Ребуль приглашает нас за стол. Он называет это пикником.

Элена вдруг вспомнила, что, занятая упаковкой вещей — делом сложным и требующим большой сосредоточенности, — она пропустила ланч.

— Кажется, я не прочь перекусить, — объявила она. — Вернее, я умираю от голода.

Матильда накрыла стол белоснежной скатертью, разложила льняные салфетки и расставила хрустальные бокалы. В вазе изящно красовалась одинокая белая орхидея. Не хватало только Ребуля в поварском колпаке, для того чтобы представить себя в restaurant de luxe. Вскоре появился и хозяин, но в своей рабочей одежде: ни пиджака, ни галстука и расстегнутые верхние пуговки шелковой рубашки. Элена заметила, что на кармане вместо монограммы владельца вышиты крохотные китайские иероглифы. Ребуль проследил ее взгляд.

— Их шьют для меня в Гонконге, — объяснил он. — Портной, месье Ванг, любит пошутить, вот он и вышил это вместо моих инициалов. Сказал, что это цитата из Конфуция, сулящая долгую и счастливую жизнь.