Сергей Зверев - Наследник чемпиона

Вынырнув из-под провисшей руки молодого призера России, американец отшатнулся в сторону и прямо перед собой увидел его висок. Весь разговор можно было закончить прямо сейчас, и на встречу к Гулько ехать со скоростью не сто двадцать, а сто километров в час. Но Андрей хотел не этого.

– Любитель? – поинтересовался он. – На профессиональный ринг ни разу не выходил?

Теперь пришлось не нырять, а отбрасывать тело на несколько шагов в сторону. Перед ним несколько раз мелькнуло позеленевшее после удара в печень лицо соперника, и на третий раз тот все-таки его достал. Казанки мизинца и безымянного пальцев уже на излете чиркнули его по губе, и Мартынов почувствовал во рту солоноватый привкус. Это был первый удар, который достиг цели, и боец на секунду замешкался, оценивая урон, нанесенный врагу. Десятая доля секунды, когда его подбородок оказался незащищенным снизу…

Мощный апперкот с разворотом туловища развернул тело парня по такой дуге, что на миг Мартынову припомнилась картина в Луна-парке – тело есть, а головы не видно. Глык!..

Удар пришелся гораздо глубже, чем на это рассчитывал Андрей, его кулак вонзился не в сам подбородок, а под всю нижнюю челюсть. Пыль, вылетевшая из-под тела рухнувшего парня, заставила американца слегка расслабиться и немного подождать. От его апперкота на пол падал не только маньячок-неудачка в Ордынском. Неудобство от потрясения испытывала братва в России, братва в Штатах и даже боксеры на ринге Вегаса, где первое время Андрей был вынужден зарабатывать на хлеб.

Но боец пришел в себя очень быстро. На его лице прибавилось немного крови от прокушенного языка, и, помимо воли, из слезотоков выступила влага. Это не плач, это банальная реакция организма, такая же, как после зевоты или мгновенная бледность лица перед откровенным поступком. Двадцативосьмилетний паренек сдаваться или молить о пощаде даже и не думал. А это уже не реакция, это воля…

Стычка продолжалась, и скорость перемещения по городу до места предстоящей встречи увеличивалась километр за километром. Но парень сам снял все вопросы дальнейшего поведения своего противника. Боксер из него вышел. Остался простой мужик, которого жажда жизни пинает под зад и торопит совершать ошибки. Быстро наклонившись, он схватил валяющийся в пыли метровый обрезок строительной арматуры и, не долго думая, стал совершать движения бейсболиста, выбивающего мяч в поле. Второе, третье, четвертое…

Мартынову лишь оставалось дождаться момента, когда тот увлечется…

На очередном взмахе он поймал перспективного спортсмена встречным ударом левой, а затем правой с силой впечатал кулак в переносицу. Это удар не для тех, кто ловит фортуну за фалды на первенстве России. Это удар, разящий неудачников. Металлический прут, описав полукруг, упал на жидкий кустарник и исчез из поля зрения.

Мартынов не видел прут. Он видел лишь злое, окровавленное лицо отморозка, который бил по хрупкому телу его женщину. Женщину, которую он так и не увидел после того, как она призналась в том, что любит.

Боец почти потерял сознание от ударов, похожих на заводской молот, и шагал спиной вперед уже в глубоком нокауте. Упасть ему не давали лишь новые удары. Кровь слетала с его лица и, врезаясь в сухую пыль, превращалась в невидимые комки. Наконец наступил момент, когда все должно было закончиться.

Наверное, так должно было закончиться в любом случае. Рядом не было ни Вайса, ни Флеммера, которые всегда оказывались в подобных ситуациях рядом. Орали, охлаждали на какое-то мгновение пыл Мартынова, и этого оказывалось достаточно, чтобы остановиться.

Встав на колени над поверженным врагом, он отвел за плечо руку, собираясь обрушить ее в последний раз на его переносицу. Мартынов знал, что за этим последует… Время шло, а он смотрел на хлюпающие кровью губы бандита. Оставалось нанести один-единственный удар, но… он не мог его сделать. Не боялся, что на плечах повиснет труп, нет. Ему просто не хотелось убивать. Тот, что жил в нем прежде, вышел весь без остатка.

Отвернув лицо от кровавой маски, Мартынов прищурился и полез в карман брюк за сигаретами. А вот теперь стоило подумать, что делать с этим шашлыком…

Живой бандит – вещественное доказательство, ибо Метлицкому, который уже наверняка нервничает, ничего не стоит «расколоть» людей Гула на предмет того, кого и куда возили избитого Зверобоем боксера в половине четвертого двадцать шестого июля. И самое главное – кому и зачем.

Таких вещдоков за своей спиной Мартынов не оставлял за все свои сорок три года жизни.

Выплюнув до середины выкуренную сигарету, он стащил тяжело дышащее тело с кустарника и поволок к машине. Между ног трупа, словно дорожная разметка, оставалась линия, запрещающая на всем протяжении поворот налево или разворот. Кровь высохнет, это не вопрос, она впоследствии может высохнуть и в салоне, однако повторять глупость героев «Криминального чтива» Мартынов не собирался. Столько крови не отмыть даже брандспойтом при помощи опытного «чистильщика»…

Закинув неудачника в багажник «восьмерки», Андрей отмыл руки минералкой и быстро оделся. Поломанного человека, с которым так и не удалось до конца познакомиться, нельзя оставлять даже в радиусе пяти километров от этого места.

Он подъехал к дорожному указателю, обозначающему третий километр…

Из белого «Ягуара», припаркованного в сотне метров от дороги на краю лесополосы, вышел атлетического сложения человек. Мартынову даже не нужно было приглядываться, чтобы понять, что это Гулько. Рядом с гордостью английского автостроения теснились еще три иномарки, но из них никто не показывался. Мартынов усмехнулся. По всей видимости, Рома решил создать для него ощущение разговора один на один. По привычке оценив всю картину вокруг себя, Андрей отметил, что это место междугородней трассы является наверняка давно облюбованным. По другую сторону дороги так же тесно разместились еще три машины, однако там проходила более простецкая «стрела»: опушку лесополосы занимала гордость исключительно отечественного машиностроения. Очевидно, гордость была ограниченной, так как под капотами двух из трех машин по локоть в смазке возились водители. По дороге туда и обратно то и дело, сотрясая воздух, проносились машины, и лучшего места для откровенного разговора, не опасаясь ушей где-нибудь за деревом, не было.