Анатолий Ромов - Бешеный куш

— Комаров, что у вас здесь происходит? — Старший лейтенант перевел взгляд с Комарика на Седова: — Что у вас с рукой?

— Царапина.

— Царапина от чего?

— Случайно ранил сам себя, товарищ старший лейтенант.

Комарик, улыбнувшись, округлил глаза.

— Ничего такого не было, Иван Тимофеич. Ребята вроде помахали кулаками, а так ничего. Чес-слово.

— Помахали кулаками… Что это за раненый?

— Это новенький, Иван Тимофеич, — сказал Комарик. — Он пятый день у нас только. На испытательном сроке.

Старший лейтенант, у которого было одутловатое лицо, маленький нос и внимательные серые глаза, зорко глянул на Седова:

— Вы случайно ранили себя — из чего?

— Из пистолета.

— Где он?

— Вот, — Седов передал старшему лейтенанту «байонн». Покрутив пистолет, тот спросил:

— И как же это вы ухитрились сами себя случайно ранить?

— Так получилось. Ребята шли мимо…

— Какие ребята?

Кривоносый развел руками:

— Товарищ старший лейтенант, мы вообще здесь ни при чем. Шли мимо, вдруг этот человек к нам привязался… Наверное, что-то не так понял…

Старший лейтенант посмотрел на Седова:

— Это так?

— В общем да… Наверное, я что-то не так понял…

Смерив взглядом четверку, старший лейтенант пробурчал:

— Не так поняли… Разрешение на оружие имеется?

Седов протянул разрешение. Милиционер просмотрел его и вернул.

— Паспорт?

Седов показал паспорт. Бегло перелистав страницы, старший лейтенант спрятал книжицу в карман кителя.

— Паспорт получите у меня.

— Но, товарищ старший лейтенант…

— Жду у себя в пятнадцатом отделении. В мои приемные часы.

Старший лейтенант сел в машину, она тут же уехала.

Некоторое время все молчали. Наконец кривоносый посмотрел исподлобья:

— Отдайте «стволы».

— Гоните бабки, получите «стволы», — сказал Комарик.

— Какие бабки, дорогой?

— Такие. За беспокойство надо платить. — Кривоносый медлил, и Комарик добавил: — Не будет бабок, не будет «стволов». И мы посчитаем, что вы поступили западло. Будете в заказе.

Помолчав, кривоносый спросил что-то по-талышски у стоящего рядом. С минуту все четверо переговаривались по-талышски. Наконец кривоносый спросил:

— Сколько?

— Двадцать штук за «стволы» и десять за клюкву. [2] Клюква (блатн. жарг.) — кровь, в данном случае — ранение. Всего тридцать кривых.

Обменявшись односложным замечанием с соседом, кривоносый сказал:

— Даем двадцать грандов. Больше у нас нет.

— Слушай, не держи нас за фраеров. Тридцать, или «стволы» остаются у нас. И вы в заказе.

— Обыщи, да? Клянусь, нет больше.

Подумав, Комарик щелкнул пальцами:

— Ладно, давайте.

Кривоносый вытащил из кармана уже знакомую Седову толстую пачку с банковской оклейкой, взял такую же у соседа. Протянул обе пачки Комарику:

— Двадцать.

Перелистав банкноты на глаз, Комарик взял у Седова «байонн», приложил к нему второй пистолет, протянул:

— Держите. И у рынка больше не светитесь, мой совет.

Когда четверо ушли, сказал Седову:

— В гостинице есть аптечка, сходи перевяжись.

— Не нужно никакой аптечки. У меня пластырь есть в машине, замотаю и достою до конца.

— Смотри, твое дело.

Седов достал из бардачка машины индпакет, наложил на рану марлевую подушку и закрепил ее пластырем. Оглядев перевязку, скрытую рукавом куртки, Комарик велел Гвоздю:

— Останься с Федей до конца дня. На всякий пожарный.

Предосторожность оказалась излишней. До момента пока со стоянки не уехала последняя машина, никто из посторонних к ней не подошел.

Охватившее его под утро состояние дремы Рустамбек мог считать удачей. Здесь, в первом классе «Боинга» компании «Бритиш эйруэйз», были удобные раскладные кровати, при желании на них вполне можно было выспаться. И, самое главное, он мог до отказа вытянуть ноги. Подумал: еще час такой дремы — и он почувствует себя нормальным человеком. В последнюю неделю, которую он провел в непрерывных перелетах между Нью-Йорком, Москвой, Каиром, Тегераном и европейскими банковскими столицами, он вообще забыл о нормальном сне.

Он устал, но усилия того стоили — по его подсчетам, компания Талаяти «Истерн Интерконтинентал», которая фактически давно стала его компанией, заработала в последнюю неделю около пяти миллиардов долларов. Причем эти пять миллиардов долларов можно считать лишь номинальной прибылью, реально же, после того как они приобрели компанию «Комлин», что расшифровывается как «Коммуникационные линии», концерн Талаяти будет зарабатывать гораздо больше.

Дрема была сладкой, и чье-то осторожное прикосновение к плечу вызвало сильное раздражение. Замычал, отдернул плечо, но через секунду прикосновение повторилось. Повернувшись и открыв глаза, увидел склонившуюся над ним стюардессу. Девушка улыбнулась:

— Доброе утро, сэр. Москва.

Выдавил:

— Да?

— Да, сэр. Мы пошли на посадку. Не забудьте пристегнуть ремни.

— Не забуду. Который час?

— В Москве девять часов десять минут утра, сэр. Кофе?

— Если можно. Только настоящий кофе.

— Обещаю, это будет настоящий кофе, сэр. — Девушка исчезла.

Нажав кнопку и превратив кровать в кресло, протер глаза. Откинул плед и пристегнул ремни, посмотрел в иллюминатор. Знакомая картина. Шереметьево. Самолет прибывает по расписанию.

Возникшая в проходе стюардесса ловко выдвинула одной рукой подставку, опустив второй рукой на нее поднос, на котором стояли кофейник, чашка, судочек со сливками и вазочка с сахаром.

— Ваш кофе, сэр. Налить?

— Спасибо, я сам.

— Приятного аппетита. Сядем через пятнадцать минут.

Улыбнувшись, стюардесса ушла. Налив себе кофе, сделал несколько глотков, но допить всю чашку до конца не успел, внизу замелькали стоящие на летном поле самолеты. Дождавшись, пока шасси коснется земли, отстегнул ремни, оглянулся.

Эльдер, в последнее время всегда сопровождавший его в полетах, уже стоял в проходе с двумя сумками. Заметив его взгляд, чуть заметно кивнул: все в порядке, хозяин, я здесь.

— Господин Рустамбек, с прибытием! Я очень рад видеть вас!

Медхи, племянник Тофика, одетый в длинное черное пальто, улыбался искренней улыбкой, такой, какой можно улыбаться лишь в восемнадцать лет. За ним, метрах в двадцати, виднелся серебристо-серый «Мерседес».

— Спасибо, Медхи. Тофик здесь?

— Да, господин Рустамбек. Простите, но он ждет вас в машине.

— Ничего страшного. В этой машине?

— Да, господин Рустамбек. Идемте.

Как только они сели в «Мерседес», Тофик, сидевший впереди, рядом с местом водителя, обернулся:

— С прибытием, господин Рустамбек. Простите, что не вышел из машины. Надеюсь, вы понимаете, почему.

— Конечно. Как самочувствие?