А. Шантарский - Не бойся

Она, не предупредив Элькина, бесшумно выскользнула из операционной и, сбросив на ходу халат, побежала к служебному выходу. Что профессора арестуют, она не сомневалась…

Ирину Анатольевну разбудил продолжительный и требовательный звонок среди ночи. Недоумевая, кто бы это мог быть в столь поздний час, она вышла в прихожую, накинув домашний халат.

— Кто?

— Открывайте, милиция.

Голос прозвучал сухо и официально.

Сильно состарившаяся, убитая горем женщина распахнула дверь и увидела прямо перед собой потерянного много лет назад сына, встречи с которым она так долго искала. За его спиной стояли еще два милиционера.

— Сынок! — Она бросилась ему на шею, расстегнула пуговицу на груди и поцеловала подковку. — Сам пришел.

Александр буквально оторопел, несмотря на то, что обо всем уже догадался. Он протолкнул ком в горле и с горечью произнес:

— Мама!

В прихожей, полностью собранная, появилась Люба.

— Он за мной пришел.

Ирина Анатольевна повернула к дочери мокрое от слез лицо. Ничего не спросив, вновь обернулась к сыну и только теперь заметила за его спиной посторонних.

— Сынок?!

— Он не виноват, мама. — Люба протиснулась к сопровождающим Вершкова. — Ведите, а он пусть останется. — Уже спускаясь по лестнице, она выкрикнула, подавляя желание заплакать: — Запомни, мама, он самый достойный из всех твоих детей и теперь единственный.

— Боже! О чем это она? — Мать начала догадываться, что, приобретая сына, она теряет дочь.

В эту же ночь в камере-одиночке Люба свела счеты с жизнью. По этому поводу еще долго ходили пересуды в тюремных казематах. У нее не было веревки или хотя бы шнурка, чтобы повеситься, не было острых и режущих предметов.

Она перетерла вены на руках о прутья решетки, закусив нижнюю губу и не издав ни единого звука. А утром охранники долго не могли разогнуть ее пальцы, которыми умирающая зацепилась за прутья. День уже давно наступил, а в глазах женщины застыла полная луна.

Герасимова Павла Игнатьевича и Элькина Абрама Семеновича ожидали следствие и длительный судебный процесс.

Гарика после судебно-медицинской экспертизы похоронили как безродного. На невысоком холмике его могилы стояла лишь деревянная табличка с номером: ни имени, ни фамилии.

Организацией похорон Казаковых Любы и Сергея занимался лично Александр Вершков…

Еще довольно новый, но уже заброшенный парк на окраине города не привлекал горожан. Потрескавшийся, местами сколотый асфальт, уже прогнившие деревянные скамейки на аллеях, мусор и полное запустение отпугивали людей. Когда-то на месте парка была огромная яма, где располагался забытый богом район — Шанхай.

Казалось, что это место проклято. Только молодые и стройные, набиравшие силу и рост деревья радовали глаз. Под тенью деревьев на одной из скамеек грустила старая женщина.

У входа в парк остановилась легковая машина. Из нее вышел высокий, стройный и широкоплечий мужчина в форме майора милиции. На вид ему можно было дать лет тридцать с небольшим. Он легко пробежал по аллее и замедлил шаг перед старушкой.

— Я за тобой, мама.

— Знаешь, сынок, примерно на этом месте был наш дом, в котором родились все мои дети. — И она тихо заплакала.

— Жизнь состоит не из одних только потерь. У меня для тебя сюрприз. — Он поднял старую женщину на руки и, не обращая внимания на протест, отнес ее в машину, усадив на переднее сиденье.

Ирина Анатольевна устало опустилась в кресло в своей трехкомнатной квартире и вопросительно посмотрела на Александра.

— Я обещал тебе, что найду ее! — радостно произнес тот и крикнул: — Ксюша!

Из спальни в инвалидной коляске выехала улыбающаяся Ксюша.

— Внучка! Родненькая моя!

Они обнялись, и загрубевшая от горя душа Ирины Анатольевны начала постепенно оттаивать.

— Это не единственный сюрприз, — гордо сказал Александр.

— Извини, бабушка, совсем забыла. — И внучка кивнула в сторону спальни, где в дверном проеме застыл мальчуган лет четырех.

— Ты кто будешь? — всплеснула руками хозяйка.

— Алеша Крутояров, — заявил тот.

— Мой родной брат и твой внук, — пояснила Ксюша.

— Алешин сын?! — не поверила собственным ушам Ирина Анатольевна, на лице которой впервые за последние годы светилось неподдельное счастье.

Внук подбежал к бабушке, обнял ее за шею и крепко прижался всем тельцем к родному человеку. — Надо же! — воскликнула сияющая и помолодевшая на глазах женщина.

— Превратности судьбы, мама, — тихо сказал сын.

— Что? — не расслышала та.

Сын набрал полные легкие воздуха и громко повторил:

— Превратности судьбы!