Станислав Родионов - Камень

— Что мне делать? — тихо спросила она.

— Идти с повинной.

— Что?

— Отнести кольцо и рассказать всю правду.

— Но меня же посадят.

— Будем надеяться на лучшее. Добровольное признание, кольцо возвращено, ущерба нет, не судима, характеристики положительные…

— А суд будет?

— Скорее всего.

Она глядела на Рябинина, как на многоголовое чудовище, — отпрянула, приоткрыла рот и остановила взгляд.

— Сергей Георгиевич, я пришла к вам за помощью…

— За какой? — чуть повысил он голос.

— Сделайте что-нибудь.

— Что?

— Вы всех знаете, у вас авторитет…

— Освободить тебя по знакомству от уголовной ответственности? Нет.

— Ради памяти о маме, — сказала она то, чего Рябинин давно ждал и чего говорить ей не следовало.

— Вот ради памяти я этого и не сделаю.

— Вы же обещали мне помощь… Любую! Деньги хотели дать…

— Любую, но не противозаконную.

Жанна ничего не сказала — сидела прямо и смотрела перед собой. Но Рябинин понял, что она не видит ни его, ни раскалённой лампы, ни расписанного морозцем окна.

— Я хочу тишины, — тихо выдохнула она.

В кабинете даже батарея утихла.

— Я хочу уснуть и не проснуться…

Лампа горела по-ночному, сонно.

— Сергей Георгиевич, я хочу умереть…

Я хочу умереть, я хочу не проснуться… Рябинин не терпел подобного кокетства. Эти люди, сказав всуе греховные слова, шли домой, ложились и засыпали — до утра.

Жанна открыла сумку, опять замельтешив там скорыми пальцами. Рябинин думал, что она ищет платок. Но скорые пальцы рванули торчащий из сумки какой-то хвостик; рванули, как раскрыли спасительный парашют… В её руке маятником качался полиэтиленовый мешочек с чем-то белым.

— Сергей Георгиевич, я покончу с собой…

Рябинин не понимал, что у неё в руке. Бомба, взрывчатая смесь, цианистый калий, стрихнин…

— Тут сотня снотворных таблеток.

И тогда он испугался, потому что в его практике бывали случаи, когда взбалмошные девицы легко хватались за снотворное. Мысли о своём уродстве, конфликты с родителями, ссора с дружком… У Жанны причина была серьёзнее…

Рябинин вскочил и стрелой бросил руку вперёд. Жанна отшатнулась, но уголок мешочка он схватил. Они тянули его в разные стороны ожесточённо, пока полиэтилен не разошёлся по шву. Таблетки сыпанулись на пол и градинами запрыгали по паркету.

— Дура! — вырвалось у него.

— А что мне делать? — перевела она дух.

Рябинин так и не сел — ходил теперь по кабинету, и таблетки похрустывали под его ногами.

— Дура!.. — уже убеждённо сказал он.

Жанна опять заплакала, но теперешние её слёзы были другими — тихими и безнадёжными. Рябинин хрустел таблетками, как морозным снегом.

Допросить, доказать, предъявить обвинение, отдать под суд… А вот как вдохнуть жизнь в это запутавшееся существо? Молодость не очень горюет по настоящему, потому что живёт будущим. Жанне теперь казалось, что у неё нет ни настоящего, ни будущего.

— Мне жизнь не мила…

— Ах, не мила? — Рябинин подскочил к ней и чуть не прильнул щекой к её щеке, соединив их дыхания. — Хочешь кладбищенской тишины? Но кладбище не самое тихое место, Жанна…

Она попробовала отстраниться, задетая его страшным голосом.

— Самое тихое место — это морг. На кладбище хоть птицы поют…

Рябинин отвернулся от неё, как оттолкнулся и вновь пошёл хрустеть по кабинету.

— Горе у меня…

— Заболела, да?

— При чём тут заболела…

— У тебя рак? Рак у родственников, у близких? Ах, нет. Тогда нет и горя.

— Судить меня будут!

— Это не горе, это неприятность.

Он понимал, что эти слова не для неё, которая, видимо, за неприятность полагала спущенную петлю на чулке. Но других слов у него не было, и помочь он ей не мог, отчего злился ещё больше.

Впрочем, он лукавил самому себе — мог бы помочь. Например, снять трубку и ещё раз позвонить инспектору Петельникову, своему другу, и попросить нет, не замять дело и не прикрыть — а лишь вникнуть, вглядеться и вдуматься в собранные материалы. В конце концов, добровольная явка с краденым кольцом… Петельников бы всё понял.

Или мог бы придумать ей версию, которых знал сотни. Скажем, завтра является Жанна в милицию, приносит кольцо и рассказывает, как обнаружила его в рукавичке. Или в зимнем сапоге… Попробуй докажи, что кольцо туда не завалилось…

Но Рябинин знал, что не снимет трубку и не придумает ей версию.

— Неужели вам меня не жалко? — спросила она так отдалённо, что её слова показались эхом.

— Мне маму твою жалко, — вырвалось у него.

Но Жанна этих слов вроде бы не заметила.

— Пусть я ошибаюсь… Но разве у вас не было заблуждений юности?

Рябинин чуть не улыбнулся — им, далёким заблуждениям юности. Да и есть ли они, эти заблуждения? Он не отказался ни от одного из них. А если и отказался, то лишь потому, что с годами поглупел.

— Мои заблуждения были иными.

— Что же мне делать… — сказала она, уже не слушая его.

— Идти с кольцом в милицию и всё рассказать.

Рябинин тихо и виновато сел за стол. И чтобы не видеть ни её, ни своего кабинета, он снял очки и стал их протирать сильно, будто полировал платком вогнутые стёкла. Прошла минута, другая, а Рябинин всё тёр и тёр — стёкла бы потоньшали, будь его платок абразивным. Когда чистейшие очки он надел и глянул через стол, то увидел надменную, почти незнакомую женщину: глаза прищурены и пусты, арочки бровей вскинуты изломом, губы улыбаются сжато…

— Сергей Георгиевич, плохой вы следователь…

— Возможно, — покладисто согласился он.

— Одну мелочь не заметили…

Рябинин только вздохнул — за свои следственные годы много он не заметил мелочей и не мелочей.

— Откуда я могла знать об изъяне, о сколе, когда брала бриллиант?

— Потом глянула.

— Что ж, я с собой лупу ношу?

— Могла дома рассмотреть.

— Нет, Сергей Георгиевич.

— А что же?

— Бриллиант мой.

Он усмехнулся, догадавшись: её последняя ложь, спасительная ложь. Жанна хотела остаться в его глазах честной и уйти из этого кабинета так же гордо, как и вошла. Он подавил глупую усмешку, решив ей помочь:

— А я догадался, что ты меня весь день разыгрываешь.

Она протянула ему руку и показала на пальце след от кольца.

— Ага, — согласился Рябинин, с далёкой опаской, что цепь её неправды ещё не кончилась.

— Я говорила вам про свадьбу… Помните, как Георгий выпил шампанское, а на дне лежали ключи от квартиры? На дне моего бокала оказалось кольцо с бриллиантом.

— Какое кольцо? — спросил он, догадываясь.

Она кивнула на стол, где лежали топаз и бриллиант. Рябинин смотрел на камни, на их разный блеск, и мысль его ушла на далёкий круг — на круг парадоксальности. Польза, любопытство, любовь — это лишь главный круг, но под ним много иных кругов, как планет под солнцем. И может быть, мало знать только Главный круг, ибо мир состоит из кругов больших и малых.