Евгений Филимонов - Муравьиный лев

— Так что, Клим, может, в самом деле тяпнешь стопку? На этот раз в знак мира… Тем более, спешить тебе, вроде бы, некуда теперь…

Картежники захохотали. Ярчук сумрачно улыбнулся.

— Вот это по-нашему — согласный! Ну-ка, Лина, неси того… зелья с бальзамом!

Лина наполнила пузатый бокал из мудреной черной бутылки.

— А остальным? Твоему… приятелю?

— Хватит с него, а то всем ноги переломает…

Она внимательно смотрела, как пил Ярчук. Алкоголь легким жаром опалил глотку и распространился мгновенно по всему телу, до самой лодыжки, где пульсировала боль.

— Я пойду, все-таки…

Но Лина запротестовала.

— Куда? Тоня сейчас придет, с электрички в семь две. Если хочешь, подожди у нее в комнате, пока нога отойдет. Что тебе ковылять домой?

— Точно, — поддержал Томик. — А то будешь хромать перед гостями. Мне-то что — шалапуту, — а Губский свою репутацию бережет.

— Так и быть, пережду часок…

Лина помогла Ярчуку встать, и, обняв его одной рукой, повела по коридору. Томик крикнул вслед:

— Пока, кореш. Не держи зла.

«Похоже, что все сорвалось, — тяжело соображал Клим, — так что, может, в самом деле удобнее отсидеться здесь. Ведь там приколют без писка… лишь только все выйдет наружу…» Мысли путались, возможно, ударил в голову алкоголь натощак, а может, дурманил мозги приторный запах Лининого шампуня. Ярчук ощущал какую-то странную эйфорию… В комнате Тони он уселся в качалку возле окна и взял со стола первую попавшуюся книгу. Удивительно — он не смог понять ни слова. Откинул голову на подушки кресла, закрыл глаза и сразу будто провалился в омут… За окном быстро темнело, внизу громыхала радиомузыка.

…Он очнулся, будто кто-то его позвал: голос Тони, она кричала: «Клим, Клим!» Тряхнул тяжелой головой, прогоняя остатки кошмара. Вскочил — качалка резко скрипнула.

Тонина комната была слабо освещена лучами далекого уличного фонаря, проникавшими сквозь незашторенное окно. Стояла поздняя ночь, будильник, мирно тикавший в пятне света, показывал четверть второго. Мертвая тишина окружила дом — такая непривычная после гвалта, от которого еще болели перепонки… Лодыжка тоже еще ныла, и ощущалась боль в растянутом сухожилии плеча. Клим стиснул зубы, вспомнил Томика, и весь напрягся — ему послышалось, что по коридору кто-то идет.

Дверь бесшумно распахнулась, и на пороге возникла девичья фигурка.

— Клим! — столько было в этом шепоте.

— Тоня!

Она бросилась к нему, и, обхватив за плечи, прижалась лицом к груди.

— Ты здесь… ты меня ждал? Что с тобой?

Было в этом что-то от его недавнего сновидения.

— Ничего страшного, — улыбнулся Клим в темноте. — Почему ты говоришь шепотом?

— Тише, дурачок, — она приложила теплую ладонь к его губам, — мама спит за стенкой, у нее страшно чуткий сон.

— Ну и что? Мы ж ничего такого…

— Ты думаешь? — девушка вдруг легко высвободилась из его объятий и неслышно скользнула к дверям. Щелкнул замок.

— Ах, как я соскучилась по тебе…

— Тоня…

— Что, милый? — Взвизгнула змейка, платье соскользнуло с ее плеч, и она переступила через него. — Тише, Клим… Иди сюда…

Девушка почти висела на нем, прильнув горячим ртом к его шее. Ярчук все улыбался в темноте.

— Минутку… Подожди, Тоня…

Нагая, она полулежала, откинувшись на спинку качалки, и светлые полосы от фонаря делали ее похожей на зебру.

— …то есть — Лина. — Клим подошел к двери и, открыв защелку, выглянул в коридор. — Видишь ли, мы с тобой не так уж любим друг друга, чтобы… Не стоит, в самом деле, огорчать маму… И смени шампунь…

Обнаженная будто окаменела. Затем взвилась, но Клим уже захлопнул дверь и повернул ключ — он был уверен, что ключ в скважине. Прислушался: в комнате яростно металась, одеваясь, Лина.

— Не поднимай шума, девочка, — негромко сказал Ярчук в дверь, — только навредишь своему милому. Твои жертвы напрасны…

Ответом было лишь приглушенное ругательство.

Клим не рискнул спускаться по лестнице — там могли подстеречь. Лина с ее чарами, без сомненья, казалась надежным стопором, она должна была удержать его всеми средствами и, ради Томика, шла на все… Но, раз его так держали, значит — ситуация изменилась?

Ярчук выглянул на балкон. Пустые кресла стояли вокруг стола, на полу, словно осенние листья, валялись карты. Клим скользнул к темному углу балкона, перевесился через перила и по столбу террасы съехал вниз. Стрекотали, задыхаясь, полуночные цикады, всхрапывали в большой комнате подвыпившие гости, видимо, оставшиеся на ночь.

Ярчук пригнулся за деревом. Вокруг было спокойно, лишь на стоянке, показалось ему, мелькнул красноватый блик сигареты. Клим осторожно крался вдоль проволочной сетки по саду Губского. Он глянул в сторону своего дома — тот стоял безмолвной темной массой, вряд ли в нем теперь кто-нибудь был. В конце изгороди, он помнил, была прореха, сквозь нее по задворкам своего участка он рассчитывал пробраться к нужному месту…

— Ага…

Стволы осинок тускло рябили в свете аккумуляторного фонарика, кто-то усердно рылся в земле короткой лопатой, разгребая лесную почву мощными, быстрыми движениями. Слышно было, как потрескивали корни и часто дышал человек, и, меланхолически шурша, на слабом ветерке трепетали миллионы осиновых листков. Удивительно — никто не прикрывал кладоискателя, а ведь должен был… Может, умело схоронился?

Клим сжал в руке захваченный по дороге колышек с помидорной грядки — не оружие, но все-таки кое-что против саперной лопатки. Теперь он слышал еще один звук — торопливо попискивал зуммер металлоискателя: значит, нашел все-таки что-то… Ярчук бесшумно подкрадывался от ствола к стволу — землекоп был слишком поглощен своим.

Теперь их разделяло всего метров пять. Томик — это был-таки он — углублял длинную узкую траншею возле наполовину вывернутого корня. Куча свежевырытой земли чернела среди груд мусора…

— Попался, сволочь!

Клим бросился на него. В тот же момент осинник розово вспыхнул, и по лесу прокатились два выстрела — оглушительных в тишине. Телькнула пуля, сшибая ветки. Ярчук упал на землю: он успел заметить, как Томик, бросив лопатку, исчез во тьме. Слепая ярость охватила Клима.

— Стой!

Ярчук, пригибаясь, помчался следом — он не знал, откуда стреляли. Грохнул еще выстрел. Он оглянулся, и тут тяжелая, пахнущая табаком ладонь схватила его за рот, другая рука в мгновение ока бросила на землю, и спину придавила неимоверная тяжесть.

— М… мм! — Клим вывернулся и увидел над собой широкий силуэт, квадратные плечи, круглую голову с приплюснутыми ушами.

— Ах, гад! Так вот ты кто!

— Молчать! — баском цыкнул квадратный, придавив Ярчука коленом. Он держал пистолет на отлете, прислушиваясь к удаляющимся в сторону улицы шагам бегущего; Ярчук изогнулся и ударом ноги вышиб оружие, но квадратный даже не отреагировал. Вдали скрежетал стартер — рев удаляющейся машины, слабея, замирал на шоссе. И тут же заворчал другой автомобиль.