Борис Селеннов - Несколько дней из жизни следователя (сборник)

— Не о том говорим, Николай Семенович, — Петрушин пристально посмотрел на Бурдина.

— А о чем надо? — растерялся Бурдин.

— В руководимой вами организации совершались хищения. По предварительным данным, их общая сумма составила 326 тысяч рублей.

— Сколько?! — сдавленно прошептал Бурдин.

— 326 тысяч, — жестко повторил Петрушин.

— Боже, какой ужас! — Бурдин рванул галстук. — Я не знал, я этого не знал!

— Что, совсем не знали?

— Знал, конечно, знал, — торопливо подтвердил Бурдин,— но... не столько. Откуда это?

— Все оттуда, с посадочного материала. Я вынужден арестовать вас, Николай Семенович.

— Как, прямо... сейчас? Может, я бы сходил попрощаться? Всего час, всего один час...

— Нет, это невозможно, — отрезал Петрушин.

— Ну да, ну да...

Петрушину было откровенно жаль этого человека — униженного, обезоруженного, растерявшего последние остатки достоинства.

— ...С чего это началось? Ах, если бы знать, с чего это начинается, то и не начинал бы. — Бурдин в раздумье пожал плечами.— Всю жизнь гол как сокол, ничего не нажил. Вы посмотрите на мою квартиру — ничего нет там, ничегошеньки. Да и не стремился, поверьте. Работал учителем биологии. Работу любил. Олимпиады, инициативы... Заметили, назначили председателем общества. Да я и не хотел, отказывался. Но надо — значит, надо... И зачем я туда пошел?!

— Ну да, — посочувствовал Петрушин, — «общество» испортило. Сейчас бы работали себе учителем и были бы честным и порядочным человеком.

— Я вас понял. Честность не определяется должностью. Это здесь, глубже, — Бурдин постучал пальцем по груди. — Честный, пока нет возможности воровать. Многие так и умирают честными... А мне вот не довелось. Я познал себя. Сполна.

— Кстати, давайте уточним. У вас сколько сберкнижек?

— Три, было.

— Правильно, — подтвердил Петрушин, изучая соответствующую бумагу, — общая сумма вкладов—13 тысяч 635 рублей. Деньги со счетов ни разу не снимались, за исключением последнего. «патриотического поступка».

— Не-ет, ни разу, избави бог! — испугался Бурдин. — У нас ведь всю жизнь ни копейки на книжке не было. Да и самой книжки не было. Зачем? А тут, лет пять назад, собрались завести. Мебель старая, развалилась, решили скопить на новую. Скопили, больше тысячи. И вот тут, помню, червячок зашевелился внутри: надо снимать деньги, а жалко. Жалко, и все тут! С этой проклятой тысячей как-то надежнее было, увереннее. Возраст, что ли, такой подошел? Долго тянул, потом снял. И как без крыши над головой остался. А тут Симонин со своей идеей... Проходимца этого приволок...

— Это кто проходимец?—попросил уточнить следователь.

— Усков, кто же. И ведь заманчиво было: цветочный посадочный материал действительно нужен, а у нас его много, только организуй. Ну и организовали... Как же можно испохабить идею!..

Бурдин умолк, уставившись отсутствующим взглядом в окно.

— Вот меня всегда интересовало, — прервал молчание Петрушин,— как это делается в первый раз, в самый первый? Как переступают эту черту? Трудно, наверное, без подготовки: честный, честный — и вдруг сразу вор. Муки, потрясения, да? Или проще все?

— Посочувствовать хотите, — горько усмехнулся Бурдин.

— Ну если муки, почему не посочувствовать? Жалко ведь. Я тут одно дело о взятках вспомнил. Ответственный тоже товарищ был. Долго не решалось жулье к нему подступиться, потом все-таки решилось. И уж как готовились: купюры одну к одной подобрали, новенькие все, хрустящие. Папку красивую нашли, куда взятку вложить. Понимали люди, что трудно в первый раз. Решили таким вот эстетическим путем облегчить нравственные страдания. Ну а потом просто срам один: купюры мятые, разномастные— трояки, пятерки. И хоть бы в конверте, так нет — резинкой перетянут, и сойдет. А у вас?

— Примерно...

— Понятно.

— Судить будут открыто? — спросил Бурдин.

— Открыто. Какие у вас секреты?

— А закрыто... никак нельзя?

— Нет, никак.

— Стыд какой, ужасно!

— Ну, судя по сумме, дело будет длинным, привыкнете.

— К этому не привыкнешь.

— Но привыкли же к «сверхурочным».

— Нет, нет,—сокрушенно прошептал Бурдин.

Дело № 23561.

— Как с «ромбовидным предметом», советник? —с ходу поинтересовался Красин при очередном посещении кабинета Петрушина.— Не вспомнил? Понятно. Вот что, есть идея. Гипноз. Под гипнозом все вспомнишь. Я узнал об одном деле аналогичного характера. Свидетель забыл номер телефона, а это был телефон подозреваемого. Под гипнозом вспомнил. Все получилось в лучшем виде.

— Я консерватор, Красин, — вяло отреагировал Петрушин.— И потом, я боюсь насмешек начальства.

— Так оно не узнает, — заверил Красин.

— А если узнает?

— Послушай, у меня есть знакомый психотерапевт, Фрейда читает, психоанализом балуется на досуге. А уж гипнотизер!..

Глазищи — во! Только глянет — и спать, спать, спать. Хочешь — на дому, хочешь — прямо здесь, не отходя от кассы. И полная тайна исповеди...

— Давай говори, что у тебя, — перебил Петрушин, догадываясь, что Красин пришел не с пустыми руками.

— Нашел кольцо в виде лепестка с бриллиантом. В скупке обнаружил. Вернее, само-то кольцо давно продано, но служитель скупки узнал вещицу, как не узнать — штучная работа. Подняли документы. Оказалось, что сдал кольцо некто Заведерский, торговец лотерейными билетами, бывший интеллигент, выбитый из седла алкоголем. Так уж и быть, откроюсь. Узнал я об этом достаточно давно, но Заведерский куда-то исчезал, и мне не хотелось беспокоить тебя раньше времени, я же понимаю — дел по горло. Но сейчас он объявился. Говорит, что отдыхал в деревне, но есть подозрения, что ездил за анашой в Джамбульскую область. Ну это ладно, разберемся. По поводу вещички не запирался, рассказал сразу. Сдать попросил его Сапогов, на комиссионных началах. Знают друг друга давно и питают взаимное доверие.

— Когда сдано кольцо?

— Вот документы. Двадцать седьмого июля сего года.

— Значит, Сапогов... — после долгого молчания произнес Петрушин полувопросительно-полуутвердительно.

— Я тебе давно говорил, — скромно подтвердил капитан.— Есть, правда, один нюанс, прямо и не знаю, как ты к нему отнесешься... — замялся Красин.

— Что еще? — с опаской спросил Петрушин.

— Еще Заведерский сдал брошку с янтарным жуком. Но было это пятого января, то есть ровно за полгода до убийства. И говорит, что тоже получил от Сапогова.

Петрушин присвистнул, присвистнул в ответ и Красин.

— Уж не та ли это брошка, о которой говорила Ведникова? Значит, «школьный товарищ» реабилитирован. Надо проверить по сберкассам счета Сапогова — он ведь машину собирался купить.

— Надо арестовывать Сапогова и производить обыск, иначе я за себя не ручаюсь, — объявил Красин.