Э. Винсент - Лето мафии

Рассмеявшись, я снова ткнул его в плечо и сказал:

— А почему бы и нет? Может, ты еще станешь олимпийским чемпионом!

— Винни, неисповедимы пути господни, — сказал мистер Батчер. — Если бы Сидни не познакомился с тобой, он не оказался бы рядом с бомбой. Не оказался бы рядом с бомбой, не попал бы в больницу. Не попал бы в больницу, не произошло бы чуда.

Все принялись снова выражать бурную радость по поводу счастливого стечения обстоятельств, и тут метрдотель пригласил нас в ресторан. В зале нас встретили благодатная прохлада кондиционеров, звон посуды и столовых приборов и сотня голосов, говорящих на повышенных тонах. Через несколько минут нас усадили за столик, и к нам подошел один из сварливых официантов, которыми так славился ресторан. Табличка на груди говорила, что официанта зовут Мэнни.

— Мне, пожалуйста, солонину, — заказал Анджело.

— И мне тоже, — подхватил Порошок.

— Нет, солонина не пойдет, — ответил Мэнни. — Она слишком жирная.

— А я люблю жирную солонину, — настаивал Анджело.

— И я тоже, — присоединился к отцу Порошок.

Не обращая на него внимания, Мэнни обратился к Анджело:

— У вас что, проблемы со слухом?

— Нет, — ответил Анджело.

— Тогда слушайте. От жирной солонины у вас закупорятся артерии. Возьмите лучше копченую говядину по-итальянски.

— Но я хочу солонину! — возразил Анджело.

— Да если я подам вам солонину, мне совесть не позволит заснуть ночью! — сказал Мэнни, записывая заказ. — Итак, две порции копченой говядины по-итальянски. Вам с шинкованной капустой или жареной картошкой?

— С жареной картошкой.

— И снова вы выбрали жирное. Возьмите лучше капусту.

Анджело вскинул руки вверх, признавая свое поражение. Порошок предпринял последнюю попытку.

— А можно мне…

— Нельзя, — оборвал его Мэнни, переключаясь на следующую жертву.

К тому времени, как он обошел всех сидящих за столиком, приняв заказы, хохотали уже все. Всем завсегдатаям «Стейджа» было известно, что спорить с официантами бесполезно. Если они не хотят, чтобы клиент отведал какое-то блюдо, тот его не получит, — и неважно, кто он такой, мэр города, губернатор штата или, если такое случится, сам президент.

Разговор за столом перешел на молодого игрока «Бруклин доджерс» Джеки Робинсона. В прошлом сезоне он завоевал титул самого ценного игрока бейсбольной лиги, заработав в среднем 342 очка за матч, чем в значительной степени приблизил общую победу «Доджерс». Удастся ли ему повторить этот успех в нынешнем сезоне? Бенни, самый ярый из самых ярых болельщиков Робинсона, готов был поставить на это все свое нехитрое имущество. Все рассмеялись, однако спорить с ним не захотел никто. Когда наконец заговорили о катастрофическом пожаре на Федеральном складе, мой отец и Анджело поблагодарили судьбу за то, что это чрезвычайное происшествие, к счастью, обошлось без пострадавших. Энрико Камилли, Молли О’Мара и супруги Батчеры согласились с этим. Лицо Прыгуна стало пепельно-серым, и остальным тоже с трудом удалось сохранить равнодушный вид.

Когда все наконец насытились, Сидни сказал:

— Мама, папа, еще рано. Вы ничего не имеете против того, чтобы мы с Винни на обратном пути заглянули в библиотеку?

Мистер Батчер улыбнулся.

— Как сказал бы Винни: «А почему бы и нет?»

— Отлично, — обрадовался я. — Мы закончим убирать в квартире Бенни, после чего заглянем в гости к Стейнбеку.

Мы вышли из ресторана и стали прощаться. Мистер Батчер объявил во всеуслышание:

— Сегодня вечером семейство Батчер приглашает семейство Веста в китайский ресторан!

Я попросил у отца «Бьюик», ребята забились в машину, и мы уехали. Времени было половина третьего.

Бухгалтеры во внешней конторе Джи-джи съежились в страхе, когда мимо них пронеслись бурей Драго, Карло и Чаки. Казалось, от их тяжелых шагов содрогнулась земля. Ткнув голубую кнопку на задней стене, Драго ворвался в кабинет Джи-джи. Размахивая руками, он заорал:

— Этот сукин сын спалил дотла мой склад! Я точно знаю, черт побери, что это его рук дело!

Хаос, который оставил выстрелом из двустволки Анджело, был в основном прибран, но в кабинете по-прежнему стоял сильный запах бездымного пороха. Недотрога Грилло, присев на подлокотник дивана, равнодушно жевал незажженную сигару. Джи-джи, сидящий за новым письменным столом, изобразил сочувствие.

— Поль, право, я очень переживаю по поводу постигшего тебя несчастья. Ты уверен, что это был поджог? — поинтересовался он.

— Разумеется, это был поджог! — проревел Драго. — Это ответный удар за тот шаг, который я по твоему совету предпринял против мальчишки Весты!

Джи-джи поднял руки.

— Э нет, Поль, обожди-ка минутку. Я предложил тебе преподать молодому Весте урок — а не взрывать квартиру. Бомба — это уже была твоя идея.

— Это была идея Колуччи!

Джи-джи махнул рукой:

— Недотрога, угости Поля анисовым ликером.

— Не нужен мне никакой долбаный ликер, твою мать! Мне нужен Веста.

— Знаю. И все же выпей ликер, — настаивал Джи-джи. — Это успокоит твой желудок.

— Я не хочу успокаивать свой желудок, черт побери! — бушевал Драго. — Я хочу успокоить Весту!

Сходив к бару, Недотрога налил анисовый ликер в хрустальную рюмку.

Джи-джи рассудительно продолжал:

— Послушай, Поль… что сделано, то сделано. Finito. [33] Кончено (итал.). Не сомневаюсь, склад был застрахован, так что весь твой ущерб будет покрыт. Гораздо важнее то, что, быть может, нам удастся обратить это неприятное происшествие в нашу пользу.

Драго недоверчиво смерил его взглядом. Недотрога протянул ему ликер.

— Если судить по тому, что ты мне рассказал, — продолжал Джи-джи, — все это было очень тщательно подстроено.

— Это был Веста.

— Вне всякого сомнения. Поэтому едва ли удастся обнаружить хоть какие-то улики, которые указывали бы на поджог.

— Да мне наплевать на то, что удастся обнаружить. Я дам Весте достойный ответ!

— Не спеши, Поль. Пожар не меняет наши планы. Нам по-прежнему необходимо, чтобы именно Веста первым нанес тебе удар. И когда это произойдет, с ним уже будет разбираться Комиссия. А мы сможем умыть руки. Ты готов выслушать то, что я придумал?

Драго перевел вопросительный взгляд с Джи-джи на Недотрогу, затем уселся в кресло и пригубил ликер. Он был готов слушать.

После взрыва бомбы Ник Колуччи провел остаток воскресенья в Бруклине, в квартире своей подружки, шлюхи по имени Шерри. Они начали праздновать успех Ника рано и провели всю ночь, попеременно напиваясь и трахаясь. Ник пил джин, Шерри пила херес. Высокая, с огненно-рыжими волосами, она, знакомясь, любила говорить: «Привет, меня зовут Шерри, и я люблю херес». [34] Sherry — херес (англ.). Шерри считала это верхом шика. В конце концов оба отрубились около четырех часов утра.