Анатолий Афанасьев - Возвращение из мрака

Нашатыря у меня не было, и Свету я привел в чувство, дав ей подышать ваткой, смоченной в «Смирновской». Потом сидел возле нее и слушал. Из того, что она рассказала, обрисовалось следующее. Оказывается, их жизнь с бизнесменом Атаевым была не такой безоблачной и романтичной, как она мне внушала все три года. Хотя горец любил ее безумно и не жалел денег на Сашука (одна из причин, по которой Света ушла от меня: обеспечить мальчику нормальное будущее), вскоре выяснилось, что он не совсем свободен. Кроме Светы, у него было еще две жены, одна в Черкесске, вторая в Петербурге. По его вере это дозволялось, но Свете, когда узнала, не доставило радости. Однако больше всего ее угнетало, что бизнес, которым занимался муж, был связан с повышенным риском, а это в свою очередь влекло за собой массу житейских неудобств и ограничений. Допустим, Вишенка учился в одной из самых привилегированных школ в Москве, где на завтрак детей кормили черной икрой и заморскими фруктами, а занятия даже в младших классах вели доктора наук, но отвозили его в эту школу на бронированном лимузине и с двумя телохранителями, впрочем, как и всех других отпрысков новых русских. Кстати, я был против того, чтобы Сашука определить в эту школу, но на ту пору меня уже никто не слушал, включая Вишенку. Он, правда, меня успокоил одной из своих таинственных фраз. «Папочка, ну что ты переживаешь из-за ерунды, – заметил со своей неподражаемой старческой умудренностью. – Абсолютно никакого значения не имеет, где и чему человек учился». Поразмыслив над его словами, я пришел к заключению, что Вишенка, как всегда, прав.

Неделю назад Руслан Атаев отбыл в деловую поездку (я немного не угадал: не в Париж, а в Вену), с намерением вернуться через три дня, но не вернулся. Зато от него пришла странная телеграмма, Света процитировала на память: «Немного болею. Передай Квазимоде, пусть готовит Кузьму. Приеду когда не знаю. Береги себя». Кто такой Кузьма, я знал, – коммерческий директор «Золотого квадрата», фигура заметная и представительная, из бывших узников совести. В последнее время вошло в моду на крупные синдикаты ставить людей с сильной общественной репутацией. Обычно, когда их отстреливали, по всем каналам телевидения пускали народную скорбь – и частенько в очень зрелищной форме. Про Квазимоду я слышал впервые и спросил у Светы, кто это такой. Оказалось, начальник службы безопасности, полковник из бывших особистов. Получив, телеграмму, Света не слишком встревожилась: такое случалось и раньше. Руслан Атаев имел обыкновение пропадать по нескольку дней, иногда и до месяца, без объяснения причин. Света особенно не вдавалась в подробности, понимая, какие сложные задачи, требующие полной самоотдачи, приходится решать крупному российскому бизнесмену. Передала телеграмму Квазимоде – и успокоилась.

А вчера Вишенка не вернулся из школы. Утром, как всегда, его отвезли на занятия, а около двух часов ей позвонил телохранитель Ибрагим и сообщил, что мальчик пропал. Все дети разошлись, суббота – короткий день, но Вишенка из школы не выходил. Она помчалась туда, подняла в школе переполох, но лишь выяснила, что последним, кто видел Вишенку, был учитель физкультуры, бывший олимпийский чемпион по плаванию Гена Попов. Они с мальчиком задержались в бассейне: Вишенка сам об этом попросил. Хотел узнать, продержится ли под водой две минуты. «У вас хороший парень, – сказал бывший олимпиец Свете. – Чемпионом не будет, но за себя постоять сумеет. При любых обстоятельствах. Уж у меня, мадам, поверьте, глаз наметанный».

Из бассейна Вишенка пошел в раздевалку – и больше его никто не видел. Ни преподаватели, ни одноклассники. За вчерашний день Света обзвонила всех, кто был с Вишенкой в бассейне. В элитной школе классы небольшие, в Сашиной группе всего девять человек, четыре мальчика и пять девочек. Психиатр школы Ливенбук полагал, что это оптимальный расклад в период полового воспитания детей. Все мальчики, кроме Саши, из известных восточных семей.

– Ты все время отвлекаешься, – укорил я Свету. – Почему ты решила, что Вишенку похитили?

– Что же еще? – она в удивлении приподнялась на локтях, и видно было, что пришла в себя. Я тоже чувствовал себя нормально: водка и пиво сделали свое дело.

– Тебе кто-нибудь звонил? Требовали выкуп? Или что там требуют в таких случаях?

Ее удивление приобрело высокомерный оттенок.

– Ты так говоришь, Володя, словно речь о ком-то постороннем.

– Ответь, пожалуйста.

– Нет, никто ничего не требовал.

– Надеюсь, сообщила в милицию?

– Ради бога, Володя, не будь идиотом.

Я действительно сморозил глупость, извинился и пошел на кухню. Налил водки в чашку, но пить пока не стал. Задумался. Чувствовал себя, повторяю, нормально, но в то же время как бы не в своем уме. Перед глазами всплывали объявления, которые иногда дают по телевизору: такой-то вышел из дома, одет в синюю куртку и так далее… В Москве ежедневно пропадает множество людей, в том числе и детей, но объявления дают, думаю, только богатенькие. Обыкновенному обывателю в голову не придет сунуться со своим горем на телевидение. Тем более, известно, что в девяносто девяти случаях из ста это бесполезно. Пропавших иногда находят, но нескоро и неживыми. Удивительное время подкатило, о чем говорить. И все же я отгонял мысль, что с Вишенкой случилось самое страшное. Вернее, мысль, может, мелькала, но сердце молчало. Нет, Вишенку им не взять. Нипочем не взять.

Водку отнес в комнату – и удивился перемене, произошедшей в Светлане за несколько минут. Она побледнела, и жутковато проступили под кожей костяные глазницы.

– Что с тобой, Света? Тебе плохо?

– Почему, хорошо… Но если… Володечка, тогда мне незачем дальше жить.

Это верно, подумал я. Без Вишенки нам обоим нечего делать на этом свете. Звучит претенциозно, но это так.

– Значит, прошли сутки – и ничего? Ни слуху ни духу?

– Да.

– А что говорит Кузьма Савельевич? Принимает какие-то меры?

– Ой, надо же позвонить! – забыв про обморок, Света соскочила с кровати, побежала в коридор, где стоял аппарат. Я остался на стуле с чашкой в руке. Подумал, чего ее, чашку, носить туда-сюда, взял и выпил. На мгновение мелькнула странная картинка, будто ничего не изменилось в наших отношениях, восстановилась прежняя ситуация: полупьяный муж, хлопотливая женушка, идет какая-то разборка… Беда стояла рядом, но еще не укрепилась в сознании. От мысли, что Вишенка пропал, лишь в груди холодило. И Свету было как-то по-особенному жалко. Стройная, в длинной черной юбке, с растрепанными волосами, но ничуть не постаревшая. Ей всего тридцать четыре года, рано ей стареть. Она как пастушка из языческой мистерии. Все без исключения джигиты охочи до таких грациозных блондинок.