Элмор Леонард - Вне поля зрения

— А что ты делаешь в «Глейдс»?

— Выполняю судебное предписание. Поступила жалоба. Пришлось сюда ехать…

Лучи фар ударили в зеркало заднего вида — позади, в следующем ряду, остановилась какая-то машина. Фары погасли, но тут же зажглись снова, и Карен повернула зеркало, чтобы свет не бил в глаза.

— Пришлось ехать сюда, потому что какому-то зеку, приговоренному к пожизненному, не нравятся макароны с сыром. Он подал иск, заявив, что у него нет выбора, а это нарушает его гражданские права.

— Ну, что я могу тебе сказать? Большую часть времени ты будешь выполнять предписания, обеспечивать безопасность, болтаться в залах суда, доставлять заключенных на слушания…

— Конечно, конечно, ты же меня предупреждал…

— Не повредит напомнить.

— Пап, больше года я в Уэст-Палм не задержусь. Если не переведут на работу с ордерами, уволюсь к чертям.

— Девочка моя, ты, как всегда, упряма… Ты ведь в любой момент можешь перейти ко мне на постоянную работу. Мне тут как раз одно дельце подкинули, на карту поставлены права жертвы…

— Папа…

— Парень вломился в дом, избил старушку и забрал все ее сбережения — восемьдесят семь тысяч. Его поймали, адвокат договорился с прокурором штата: от двух до пяти и полное возмещение ущерба при освобождении. Так вот, парень отсидел пятнадцать месяцев, освободился досрочно и скрылся в неизвестность. Меня нанял сын старушки — хочет отыскать его.

— Ну, отыщешь ты его, и что дальше? Заставишь совершить еще одно вооруженное ограбление, чтобы рассчитаться с бабушкой?

— Видишь? Тебя это дельце уже захватило, раз начала думать. На самом же деле сын старушки удовольствуется тем, что этот засранец будет избит до полусмерти.

— Мне пора.

— Когда увидимся?

— Если позвонишь Рею, приеду в воскресенье, вместе посмотрим игру.

— Ты, наверное, принарядилась ради этого парня…

— На мне костюм от Шанель, не новый, а тот, что ты подарил мне на позапрошлое Рождество. Как видишь, иногда я его надеваю.

— С короткой юбкой? Хочешь, чтобы Рей ушел от жены уже завтра?

— Скоро увидимся. — Карен повесила трубку.

Ее отцу исполнилось семьдесят, и вот уже сорок лет он возглавлял сыскное бюро «Маршалл Сиско Инвестигейшнс Инк.» в Корал-Гейблс. Карен было двадцать девять лет, и она работала помощником судебного исполнителя в Уэст-Палм-Бич, куда ее недавно перевели из Майами. Она несколько раз помогала отцу, пока училась в университете Майами — в основном следила за подозреваемыми. А потом сыскная работа захватила ее, и Карен перевелась во Флоридский Атлантический университет, что в Бока-Ратон, дабы прослушать курс по уголовному праву. В университет частенько заглядывали агенты различных федеральных ведомств — ФБР, АБН, — читали лекции, присматривали перспективных новичков. Но Карен в то время курила травку и даже не рассматривала возможность работы в Агентстве по борьбе с наркотиками. Сначала она подумывала о том, чтобы записаться в федералы, но все агенты, с которыми ей довелось встречаться, были такими тормознутыми, что на любой вопрос отвечали: «По этому поводу мы должны проконсультироваться с Вашингтоном». А потом Карен познакомилась с парой судебных исполнителей. Приятные ребята, и относятся к себе куда проще, чем парни из Бюро. Вот Карен и стала судебным исполнителем, на что отец заявил: мол, дочка явно сошла с ума, если собирается посвятить жизнь этому бюрократическому дерьму.

Рост Карен составлял пять футов девять дюймов — если она надевала туфли на обычных каблуках, а именно такие она носила с черным костюмом от Шанель. Звезда судебного исполнителя и удостоверение лежали в сумочке на сиденье. Пистолет «ЗИГ-Зауер» тридцать восьмого калибра покоился в багажнике вместе с пуленепробиваемым жилетом, форменным кителем, несколькими парами наручников, кандалами, телескопической дубинкой, газовым баллончиком и помповым ружьем «ремингтон». Пистолет в багажник она положила, чтобы не сдавать его на входе в тюрьму. «ЗИГ-Зауер» был ее любимым оружием, она носила его с вечерними туалетами, и Карен не хотелось, чтобы какой-нибудь охранник хватал его своими грязными лапами.

О’кей, она готова. Карен сделала последнюю затяжку и выбросила сигарету в окно. Повернула зеркало, чтобы поправить прическу, но тут же отвела глаза — фары стоящей сзади машины были все еще включены на дальний свет.

Бадди заметил, как сверкнуло зеркало и взметнулись светлые волосы в свете фар. В стоящем впереди «шевроле-каприс» с флоридскими номерами сидела женщина.

Никого больше в машинах первого ряда он не заметил. Отлично. Зеки возвращались со спортивного поля, но надзиратели еще не носились как сумасшедшие, да и свистки молчат. Прекрасно, значит, он приехал вовремя. После безумной гонки можно было на несколько минут расслабиться. Ему и так повезло — успел найти Глена и сообщить, что побег состоится сегодня, всего через несколько часов. Не в воскресенье, а сегодня, сейчас. Глен захотел узнать, почему. Бадди сказал: «Нет времени трепаться, понял? Бери машину и жди там, где договорились. После шести. Машина должна быть белой. Глен, ты понял меня?»

Глен, естественно, не понял, при чем тут цвет машины.

«Чтобы мы были уверены, что это ты, а не какой-нибудь легавый с радаром. Да, и оставь свои очки дома».

Глен сразу принялся спорить, и Бадди пришлось намекнуть: «Мальчик, делай, как сказано, и у тебя все получится».

Бадди тоже предстояло найти машину — опять-таки белую, чтобы Фоули не бегал по всей стоянке и не искал его. А до тюрьмы из Майами почти три часа езды.

Шли минуты, и он вдруг подумал, не ждет ли женщина в «шевроле» кого-нибудь из кубинцев, делающих подкоп. Насколько ему было известно, кубинцы любят «шевроле», а женщина может быть их соотечественницей — только с крашеными волосами. Бадди повертел головой, проверил, не ждет ли беглых зеков кто еще. Так на пригородной остановке ждут возвращающихся с работы мужей верные жены.

Блондинка стояла на оговоренном месте. Фоули велел Адель припарковать машину напротив второго столба от сторожевой вышки, что рядом с часовней, — именно там они полезут из земли.

Бадди ненавидел вышки — даже когда находился по другую сторону ограды. Оттуда человек с мощной винтовкой следил за каждым твоим шагом. Фоули, подняв глаза на вышку, заметил как-то: «Представляешь, вот сидит он там и надеется, что кто-нибудь бросится на ограду и тогда вполне законно можно будет пристрелить заключенного. Сидит там и молит Бога о такой возможности. Что за люди?!» Бадди ответил ему, что таково большинство надзирателей — злобные и тупые.

Тогда они только-только познакомились, узнали, что оба занимаются одним и тем же делом, и стали друзьями на всю жизнь. Это произошло всего в пяти милях от Тихого океана, в федеральной тюрьме «Ломпок», переполненной крутыми калифорнийскими наркодельцами, мошенниками и жуликами… Фоули еще сказал тогда: «Бадди, что такие старые профессионалы, как мы, делают в этой собачьей дыре, вместе со стукачами, неудачниками и прочими тупыми задницами?»