Элмор Леонард - Смерть со спецэффектами

В фармацевтическом отделе работали двое: женщина в розовом рабочем халате, которая выглядела так, будто продавала косметику и сама обильно ею пользовалась, и тощий парень с беджиком на рубашке, где было указано его имя «Кенни», а из нагрудного кармашка торчали с полдюжины ручек. Продавец спросил у Скипа, не может ли он ему помочь. Скип кивнул, кинул взгляд на продавщицу и сказал, что ему нужна пачка резинок.

— Простите, не понял, — сказал продавец.

— Мне нужны резинки, — повторил Скип.

— Вам нужны презервативы, стало быть. Какие именно?

— Мне все равно.

— Обычные или рифленые?

— Обычные, — сказал Скип после короткой паузы.

— Натуральные или со смазкой?

— Пусть будут натуральные.

— Какой цвет вы предпочитаете?

Скип уже хотел сказать продавцу, чтобы тот не стебался, но к ним подошла продавщица и вмешалась в разговор.

— Сейчас пользуется спросом новый золотистый оттенок, — сказала она. — Кенни, покажи образец.

Продавец протянул коробку с картинкой, на которой были изображены держащиеся за руки парень и девица на пляже на фоне заката. Скип подумал, что эти двое хотят на пляже трахнуться. Вот ненормальные! В любой машине, какая окажется незапертой, в тысячу раз лучше…

— Годится, — сказал Скип и достал из куртки десятку. — Сколько с меня?

— Это экономичная упаковка, — сказал продавец, взглянув на наклейку с ценой. — Три дюжины за шестнадцать девяносто пять.

У Скипа в руке была десятка. Он убрал ее в карман, снял ветровку и расстелил ее на прилавке.

— Дайте мне дюжину этих экономичных упаковок. Кладите их прямо сюда.

Продавец и продавщица засмеялись. Он что, показался им смешным?

Скип протянул руку за спину, вытащил из-за ремня пистолет, приказав намазюканной продавщице пошевеливаться.

— Пока он это делает, достаньте деньги из кассы. Потом оба ложитесь на пол. Эй, Кенни! Только не надо рифленые. Дай мне обыкновенные.

Робин щелкнула зажигалкой, подняла взгляд и увидела выходящего из аптеки Скипа. Ветровки на нем не было, он нес ее под мышкой. Сев в машину, он сразу сказал:

— Едем.

Робин держала в руке зажигалку, дожидаясь, когда вспыхнет огонек.

— Сколько ты взял?

— Четыреста с чем-то.

— Зачем так много? — Она закурила. — Ты что, кредитной карточкой воспользовался?

— Едем, слышишь?

— Господи, как нам не терпится!

— Жду не дождусь, — усмехнулся Скип.

Грета лежала в кровати отца Криса и размышляла. Если тебе дают двадцать пять тысяч долларов, в чем они будут? В чемоданчике, заполненном аккуратно перетянутыми пачками? Нужно ли будет, достав оттуда деньги, переложить их куда-то и вернуть этот чемоданчик? Вероятно. Она повернула голову и посмотрела на зеленые цифры электронного будильника. Было семь сорок девять. Она подняла взгляд к потолку и снова задумалась. Если десять стодолларовых купюр составляют тысячу, это не такая уж большая пачка. Особенно если купюры будут новыми. Она расставила большой и указательный пальцы примерно на дюйм и смерила прищуренным взглядом это расстояние. Десять банкнот по сто долларов займут не больше восьмой части дюйма. Умножаем на двадцать пять… Вся сумма будет всего в три-четыре дюйма высотой. Чемоданчик не понадобится, достаточно будет уложить деньги в пакет. Получается, двадцать пять тысяч долларов не такие уж большие деньги. Нужно будет купить машину…

Однако пора было вставать. Нужно почистить зубы и выпить пару сильных возбуждающих таблеток. Вчера вечером в баре «У Брауни» она выпила четыре порции виски. Четыре порции бурбона с молотым льдом и чуточкой сахара. Крис никогда такого не пил. Она сказала ему, что это напиток, который ее отец выпивал днем в воскресенье и который называл божественным — летом он добавлял свежую мяту, которую ее мать выращивала в садике за домом. Божественный напиток проходил восхитительно легко, а потом была бутылка белого вина к судаку. Они начали спокойно обсуждать серьезные вопросы, и не успела она опомниться, как они уже хохотали. Крис рассказывал ей про Вуди Рикса, которого он называл мистером Вуди. Этот мистер Вуди плавал нагишом на надувном матрасе. Бассейн, жарища и гора жира трепыхается… А черномазый шофер мистера Вуди делает для хозяина все, если только не лижет ему задницу, соображая между тем, как бы его обчистить, надеясь захапать двадцать тысяч из тех, что предложил мистер Вуди, а ей, Джинджер, всучить всего пять.

Грета сказала ему, что Джинджер — это ее сценическое имя, на что Крис возразил:

— Если ты хорошая актриса, имя не имеет значения. А ты хорошая?

— Хорошая. А знаешь, сколько Джинджер Джонс в одном только Детройте? Это еще не считая Нью-Йорка и Лос-Анджелеса.

— Но я знаю только одну Грету. Грету Уэтт…

Потом он называл ее Гретой. Сказал, что в жизни не встречал девушек с таким именем и что оно ему очень нравится. Он вел себя с ней как-то по-мальчишески, как делают иногда взрослые парни, желая понравиться. У Криса это выходило весьма забавно, он мило улыбался, будто не знал, что выглядит потрясающе, и, когда возвращался из туалета, на него смотрели все женщины.

Он сказал, что мистер Вуди, «этот жалкий и трогательный идиот», напомнил ему мишку Бинго, игрушку, которую он как-то подарил на день рождения одной из своих племянниц. Нужно было нажать мишке на нос, и тогда Бинго произносил что-то вроде «Обними меня… Почеши мне за ушком… Поиграй со мной». Бинго произносил четыреста слов. Мистер Вуди наверняка знает гораздо больше слов, но, чтобы он заговорил, нужно было всего лишь угостить его арахисом.

— Ты когда-нибудь задумывалась, глядя на собаку или на какую-либо другую тварь, что она думает, что видит? — спросил Крис.

— Довольно часто, — ответила Грета.

— Мистер Вуди — не собака, не кошка, а человек, и все равно трудно, просто невозможно представить, что у него на уме. Он все время в состоянии алкогольного опьянения и дурмана от травки, которой снабжает его Доннелл, так что он присутствует на белом свете только физически… Я смотрю на него, на этого идиота с его невероятными деньжищами, и удивляюсь, какой от него толк? Понимаешь? Он же абсолютно ничего полезного не делает, у него нет никакой цели в жизни.

— А у остальных она обязательно есть?

Странно, но теперь, когда она думала о Вуде Риксе как о «мистере Вуди», она стала иначе воспринимать его насилие над собой. Когда сержант Морин Дауни приходила к ней в больницу, она спросила, имело ли место проникновение его пениса в ее влагалище, и она ответила Морин, мол, что-то вроде этого было. Но Морин возразила, заявив, что «это или было, или нет». И она честно призналась Морин, что сама была в таком состоянии, что на самом деле не уверена в этом. Морин сказала, что это не имеет принципиального значения, все равно это было сексуальное насилие в той или иной степени, «если мы сможем это доказать».