Мартина Коул - Без лица

Когда наконец они припарковались, Микки повернулся к ней и сказал:

— Сегодня утром нашли Тиффани. Мария, она очень плоха. Звонили тебе на работу. Она зовет тебя.

Микки увидел, как побелело и без того бледное лицо Марии. Десять минут спустя они уже находились в отделении реанимации. Мария смотрела на израненное лицо дочери. Тиффани была до неузнаваемости избита. Услышав голос матери, она с трудом открыла глаза.

— Мама?

Ее голос прозвучал громче, чем они ожидали услышать.

— Я здесь, Тифф. Не волнуйся. Попробуй, моя хорошая, отдохнуть.

Тиффани не отрываясь смотрела на Марию.

— Нет. Мама, послушай, мне очень плохо. Пообещай мне, что, если что-нибудь со мной случится, ты позаботишься о моей малышке. Забери Анастасию, пожалуйста.

Мария нежно взяла руку дочери, и Тифф крепко ее сжала.

— Прости меня. Мне нужно было тебя послушать. Пэт отдал меня своим дружкам. Прошлой ночью. Они снимали это на пленку — она у него. Он смеялся, мама. Он безумен. Сказал, что доберется и до моей дочери тоже. И что разделается с тобой и Джейсоном.

Тиффани заплакала. Микки, потрясенный, смотрел на ее изуродованное тело, потом спросил:

— Она говорит о Патрике Конноре?

Мария кивнула:

— Это сделал он. Я говорила тебе, что он посадил ее на наркотики и отправил на панель. Так же, как когда-то он поступил и со мной.

— Господи Иисусе! — Микки был просто в ярости. — Я прибью его своими руками.

Тиффани снова открыла глаза:

— Мама, я доставила столько проблем.

Мария нежно поцеловала дочь в лоб:

— Не волнуйся, дорогая. Мамочка со всем разберется. Обещаю тебе, все будет в порядке.

Мария вся тряслась от негодования: если бы Патрик сейчас оказался перед ней, она разорвала бы его голыми руками. Если бы она была рядом с детьми все эти годы, такого бы никогда не случилось. Она во всем виновата. Тиффани оказалась легкой добычей для Патрика Коннора. Мария понимала, что он вцепился в нее мертвой хваткой, потому что она ее дочь и сестра его сына.

К черту Микки и всех остальных. Она сама доберется до этого ублюдка и насладится каждой минутой, когда эта гнида будет валяться у нее в ногах.

Мэри Уотсон в упор смотрела на сына.

— Говорю тебе еще раз, мальчик мой, избавься от этой Люси, и чем скорее, тем лучше. Не знаю, как я смогу пережить весь этот позор. Да я соседям в глаза смотреть не могу, зная, что она живет со мной под одной крышей!

Микки Уотсон попал между молотом и наковальней. Он любил Люси, однако мать была очень властным человеком, и он привык ей подчиняться. С самого детства он знал, что мать контролирует каждый его шаг: она говорила ему, что делать, какую одежду носить, с кем дружить и где ему лучше работать. Нелегко было идти наперекор этой привычке, выработанной годами. С другой стороны была Люси, на его беду, очень похожая на его мать. Иногда она любила покомандовать, хотя не осмеливалась открыто конфликтовать с Мэри Уотсон. После того как ее отец застрелил кого-то из семьи Блэк, мать Микки чуть с ума не сошла. На нее стали показывать пальцем. Людям очень нравилось, что на этот раз она сама оказалась предметом пересудов. А с этим она не могла смириться ни за какие деньги. Она гордилась своей безупречной репутацией, дававшей ей право разносить в пух и прах всех и каждого. Для Мэри сложилась трудная ситуация, и в какой-то степени Микки даже сочувствовал ей. Несмотря на все свои недостатки, она была честна и прямолинейна.

Он тупо смотрел на кучу черных мешков для мусора, стоявших в прихожей. Мать затолкала туда все вещи Люси и была решительно настроена выставить его невесту из их дома. Но куда же Люси пойдет? Хотя она и устроилась снова на неполный рабочий день, она проводила почти все свое время у постели матери в больнице. По правде говоря, он был абсолютно сбит с толку и уже не понимал, какого черта ему было нужно от них обеих. Если уж до конца быть откровенным, Люси начинала действовать ему на нервы. Во многом она похожа на его мать, очень вспыльчивую, властную женщину. Даже в постели она любила командовать.

Микки увидел, что мать снова открыла рот. Все, он сыт ее нравоучениями по горло. Он знает все, что она хочет сказать, почти наизусть. Его терпению приходит конец. Она, словно заезженная пластинка, твердит, и твердит, и твердит об одном и том же, изо дня в день, утром, днем и вечером. Микки представил, как размахивается и отвешивает ей хорошую затрещину. Он улыбнулся.

Мать набросилась на него с новой силой:

— Ну и клоун же ты! С этой твоей глупой улыбочкой и тупым выражением лица. Когда ты начнешь вести себя как настоящий мужчина? Почему меня окружают одни неудачники и полные ничтожества? Ты такой же, как и твой папаша, бесхребетный слизняк…

И так далее, и так далее, и так далее, все в подобном духе.

Микки слушал вполуха, и его единственным желанием было, чтобы его мать заткнулась, и еще лучше убралась бы куда подальше.

— Я предупреждаю тебя, мальчик. Ты скажешь своей дамочке, чтобы она убиралась отсюда, и убиралась сегодня же. С меня хватит.

— Но, мам, куда же она пойдет?

Мэри театрально возвела глаза к потолку.

— А мне какое дело? Просто поставь ее перед фактом. И точка. Если бы у тебя была хоть капля мозгов, ты бы выставил ее гораздо раньше.

Его мать сказала свое слово. Ничего не поделаешь. Но, сказать по правде, он почувствовал облегчение.

Патрик был на вершине блаженства. Еще никогда в жизни ему не было так хорошо. Кое-где на руках он замечал бурые пятна застывшей крови. Он понимал, что ему нужно принять душ и переодеться, поэтому в данную минуту он держал путь в спортивный клуб. Потом он нальет себе хорошую порцию бренди и забьет косячок, чтобы привести нервы в порядок.

Патрик был на седьмом небе от счастья. Это чувство настолько поглотило его, что он даже не заметил, что на светофоре сменился красный свет на зеленый. Он услышал, что автомобиль, стоявший следом за ним, протяжно загудел. Патрик посмотрел в зеркало. В белой машине сидели трое мужчин. Патрик ухмыльнулся про себя и, высунув из окошка руку, показал средний палец, демонстрируя тем самым, что ему плевать на их возмущение. Он, почувствовав прилив адреналина, подстрекал их к активным действиям в надежде, что они клюнут на его грубый жест.

На светофоре снова загорелся красный свет. Патрик видел, как крупный мужчина вылез из машины со стороны водительского места и направился в его сторону. Им оказался огромный, но не мускулистый, а скорее толстый, бритоголовый, лет эдак сорока пяти мужик. Даже со своего места Патрик мог видеть красно-голубые татуировки на бицепсах человека-горы. На его могучий торс была натянута белая майка, а нижнюю часть тела украшали мешковатые джинсы в разноцветных кляксах.