Мартина Коул - Малышка, пойдем со мной...

Джоани усмехалась, глядя на него: у нее такое приятное лицо. И ей не чуждо чувство собственного достоинства. Он не заметил этого во время их первой встречи, но через некоторое время оно воссияло. Он знал, что у нее тяжелая жизнь, и сочувствовал ей. Больше, чем другие.

— Значит, ты хочешь получить работу?

Томми осклабился во весь рот.

— Да, очень. Это было бы счастьем.

Он сделал взмах рукой, вызвав у Моники взрыв смеха. Но это был дружелюбный смех, отнюдь не злобный, не ущемляющий его честь. Это смех, к которому может присоединиться и он, а также все присутствующие. Он находился в своей стихии, даже несколько поощряя дух панибратства.

— Теперь нам остается лишь договориться насчет денег.

Томми сник.

— Прошу тебя, Джоани, я не могу брать деньги от друзей.

Джоани улыбнулась ему. Она понимала, что он действительно так считает, и ценила это, но ведь ему нужно платить. Достойную сумму.

— Послушай-ка, ты будешь получать несколько фунтов. И покончим с этим, идет?

Он улыбнулся и кивнул, довольный тем, что ее решение не входило вразрез с его собственным. Вот будет дело, когда он скажет отцу, что у него есть работа! Настоящая работа. Не то, чем он занимался раньше. Домашней, работой, рутинной, изнуряющей душу. Бесконечные часы, потраченные на изготовление коробок.

Теперь отец задумается.

— Хорошо, Джоани, как скажешь.

Он ликовал по поводу того, как все обернулось. Джоани позволила Томми приготовить чай, так как знала, что это доставит ему огромное удовольствие. Он парень неплохой, только одинокий. А она лучше других знала, что такое одиночество.

Но тут лицо Томми омрачилось. Вдруг отец воспрепятствует его присмотру за ребенком? И он тихо произнес:

— Единственным камнем преткновения является мой отец.

Моника встретила это гомерическим хохотом и громко произнесла:

— Да плюнь ты на него, Томми! Если нужно, Джон-Джон замолвит за тебя словечко. Так что не беспокойся об этом.

Но хотя он и улыбнулся, они увидели страх на его открытом лице. Затем страх исчез как по дуновению ветра. Джон-Джон разберется. Даже отец не посмеет перечить Джон-Джону Бруеру.

Женщины заметили, как изменилось выражение его лица, и оно вновь стало излучать счастье.

— Я поговорю с ним, Томми, не беспокойся.

Говоря это, Джоани скорчила Монике рожу, от чего та вновь расхохоталась.

— Он — жалкий старый ублюдок. Вот что, Джоани, я тебе скажу: давай называть его Крестным отцом. Он выглядит слабоумным, и мы сделаем ему предложение, о котором он и не вспомнит!

Все вновь расхохотались — только Томми смеялся над дерзостью прозвучавших слов не потому что они были смешными.

Если бы только отец знал, что является объектом насмешек! Его бросило в холодный пот при одной мысли об этом. Но все же он не считал зазорным смеяться над ним, проходиться на его счет.

У Томми есть друзья, и отец ничего не может с этим поделать. Во всяком случае, пока не раскроет тайну.

Он отогнал эту мысль, как только она пришла ему в голову. Теперь все это — дело прошлое, как любил говорить отец. И до чего приятно находиться в этой кухне с людьми, которые принимают тебя таким, какой ты есть, независимо от внешности!

Впервые после смерти матери Томми познал себе цену, понял, что он нужен.

От этого голова шла кругом.

Пол сидел дома и доедал завтрак. Он всегда завтракал поздно, и каждый раз его обслуживала жена Сильвия.

Сильвия была крупной женщиной, толстой и плотной. У нее было симпатичное лицо, а отсутствие вкуса к одежде целиком устраивало Пола. Она никогда не посещала масонские развлечения и была верной прихожанкой. Она к тому же замечательно исполняла материнскую роль.

Обе его дочери — одиннадцатилетняя Паулина и девятилетняя Жаклин — были истинными представительницами среднего класса, с подобающими прическами, подобающей одеждой и подобающими особенностями характера. У них не было ни малейшего шанса заняться семейным бизнесом, во всяком случае, пока он тратил на их обучение кругленькую сумму.

Ему нравилась его семейная жизнь, она ему подходила. И сегодня ему не хотелось покидать лоно семьи, так как он чертовски устал и надеялся приударить за старушкой Сильвией. Она была достойна его внимания, и оба знали это.

Полу везло в жизни. Он полностью контролировал все вокруг себя. Так чего же еще желать?

Он налил себе еще кофе и улыбнулся жене.

Сильвия наблюдала за мужем, подавляя смех, который, накапливаясь внутри, угрожал прорваться наружу. Он, видимо, самый неосведомленный в мире человек. Она знала о нем все, но не собиралась выдавать свои секреты, и если он полагает, что дотронется до нее сегодня, то его ожидает огромное потрясение. Когда-то она любила его, но это было много лет назад. Теперь она не могла определить своего отношения к нему.

Хотя единственное, в чем она была уверена, так это в том, что он хороший добытчик, а это было для нее важнее всего. Она не собиралась кончать жизнь так, как ее мать, которая на склоне лет жила прошлой славой, прозябая в благородной нищете.

Поэтому Сильвия создала для себя отдельную жизнь, и Полу было невдомек, что она постепенно отдаляет его от своей жизни и жизни дочерей.

Она все больше времени проводила в их «загородном уединении». Этот роскошный дом был в Кенте, выдержанный в псевдоготическом стиле. В доме было четыре спальни, но одна из них всегда пустовала. Достаточно того, что этот кретин, который называется мужем, живет с нами в городе, считала Сильвия, — а здесь ему делать нечего.

Теперь они все более походили на посторонних людей, которые вынуждены жить под одной крышей. За крышу он, понятно, платил. Она же выполняла свои супружеские обязанности лишь по инерции, а еще потому, что она — хорошая жена. А она действительно хорошая жена, хотя он не всегда был хорошим мужем. В общем, Сильвия знала, как вести себя в данной ситуации.

Теперь, когда он с вожделением поглядывал на нее, она поспешила отвести взгляд в сторону. Мужчины, она всегда это знала, такие предсказуемые. Ну что же, Пол будет в шоке — сомнений быть не может!

Жанетта была с Джеспером, объектом своих мечтаний. Как всегда, о школе было забыто, и она пребывала в комнатушке, которой пользовались его друзья. Для нее он был все и вся. Его глубоко посаженные голубые глаза магнитом манили к себе начинающую женщину, и он знал это обстоятельство. И пользовался им.

Джеспер Коупс нравился девушкам. Он был красивым и самоуверенным. А что еще им нужно?

Единственное, что его смущало, — это то, что Джеспер и его друзья были расистами. Они принадлежали к новой касте скинхедов. А у Джон-Джона отец был ямайцем, и это не располагало к Жанетте, хотя сама она отвечала стандартам «чистой» расы. Даже девчонки искоса поглядывали на нее, когда судачили между собой об их отношениях с Джеспером.