Мартина Коул - Малышка, пойдем со мной...

В темноте Джоани различала очертания его лица. Когда-то она тешила себя мыслью, что они будут вместе. Разумеется, она примеряла на себя роль его любовницы — чувства реальности она никогда не теряла. Или хотя бы роль девушки № 1. Ее и такая бы удовлетворила.

Теперь она улыбалась при этой мысли, но когда-то ее фантазии могли стать реальностью. Джоани многое хотела сказать Полу, но теперь, после стольких лет жизни врозь, вряд ли это возможно. Она не хотела терять его навсегда, а неправильно подобранные слова могут подтолкнуть его к этому. Ну уж нет! Она упустила свой шанс много лет назад. И пора бы ей уже смириться с этим. Она готова наслаждаться каждой крохой, брошенной им. Она знала, что все ее невзгоды проистекали из ее же деяний, вплоть до сегодняшнего избиения.

Джоани еще разок прижала его к себе и нежно поцеловала в лоб. По правде говоря, она уже не надеялась на близость с ним.

Она слышала, как Джон-Джон с Жанеттой вернулись домой. Теперь она постарается уснуть сама.

Странно, у ее старших детей давно уже собственная жизнь, но она не может заснуть до тех пор, пока они не придут домой. Целыми и невредимыми. Именно об этом она думала, когда подходила поправлять одеяло. И сейчас она думала об этом, хотя и находилась в объятиях человека, которого продолжала любить все эти годы.

Она наслаждалась каждым мгновением близости с Полом, получая удовольствие от нахлынувших воспоминаний, хотя некоторые из них вызывали желание расплакаться.

Наконец, по прошествии нескольких часов, она уснула.

Карен Коупс все еще продолжала кричать, когда работники больницы попросили ее уйти. Она кричала с тех самых пор, как они прибыли сюда, и остановить ее не было никакой возможности. Она обещала расправиться с двумя медсестрами и врачом из приемного покоя. Хотя для ее сына делали все возможное, она считала, что достаточных усилий не прилагается. Наконец было решено, что дамочку пора выдворять, но Карен не собиралась сдаваться без борьбы.

То, что ее сын сам попросил прогнать мать, еще более обозлило Карен. Ее брань разносилась по всему отделению. Понадобилось вмешательство трех охранников, чтобы выставить ее вон.

Но домой она пошла лишь потому, что ей не терпелось выпить, хотя сама она никогда бы не призналась в этом. Ее пьянство давно уже превратилось в болезнь. Хуже всего ей приходилось по утрам: глотнуть стаканчик незаметно было трудно. Она утверждала, что пьет по причине социальной несправедливости, но этот аргумент вызывал смех даже у собутыльников.

Теперь, когда Джеспер был избит и находился в больнице, она тешила себя мыслью, что никто не осудит взволнованную мать: стаканчик-другой неразбавленного виски действует как лекарство, притупляя боль. Тем не менее, она была обозлена тем, что ее заставили уйти. Более того, она страдала от того, что ее собственный сын не хочет иметь с ней никаких дел. Скорее он примет эту девчонку с телячьими глазами, из-за которой все началось!

Она не хотела думать, что Джеспер может умереть, — последствия избиения оказались очень тяжелыми. В глубине души она считала, что ее сын проявил слабость, не отметелив в ответ этого черноглазого ублюдка. Но она надеялась, что все может измениться. Когда Джеспер встанет на ноги, он рассчитается с обидчиком. А то, что сейчас он мочится кровью, — невелика беда, раз взялся за дело, нужно стоять до конца! В этом она была убеждена.

Водителю такси пришлось приспустить окно автомобиля, так как от Карен несло перегаром. Она не возражала. Ей самой нужен был свежий воздух.

Джеспер успокоился, увидев, что мать уходит: она для него была обузой. Он попросил свою сестру Джуни позвонить Жанетте и рассказать о случившемся. Он предупредил также: на звонки из города отвечать уклончиво и ни в коем случае не говорить, что его избили. Джеспер знал: если факт его избиения станет всеобщей гласностью, кровопролития не избежать. Но он еще не был готов к этому да к тому же действительно хреново себя чувствовал. Хуже всего было то, что на месте Джон-Джона он поступил бы так же! Он даже испытывал уважение к Джон-Джону, хотя и ненавидел его.

Что же касается Жанетты… Даже известие о том, что отец девушки был турок, не изменили его отношения к ней, и это само по себе было удивительно. Возможно, в глубине души он догадывался о ее происхождении, но любые рассуждения на эту тему глушил на корню. Мать прививала ему ненависть ко всем, кто не был англичанином. Она внушила ему, что эти люди виноваты во всем уже из-за одного своего происхождения.

Но теперь у него закралось сомнение. Мало кто из его друзей имеет работу, и это не очень-то приятно. А вот Джон-Джон, смуглокожий Джон-Джон, вкалывает на полную катушку, и как бы Джеспер к нему ни относился, брат Жанетты был молодцом. В той деятельности, которой он занимается, нужна сила, чтобы выжить. И не только физическая сила, которую он, Джеспер, испытал на себе.

Впервые в жизни Джеспер Коупс попытался поставить себя на место другого — и это принесло ему душевные страдания.

Джоани мельком взглянула на себя в зеркало и поняла, что пребывает далеко не в лучшем виде. Глаз распух и посинел, но по крайней мере нос был на месте, а это уже кое-что.

Она слышала, как Кира смеялась на кухне шуткам Пола, — его низкий голос проникал сквозь стены. Она знала, что он тоже смеется.

Джоани лежала в постели, ловя момент. Ей хотелось, чтобы комната была опрятной. Она знала, что дом Пола содержится в безукоризненной чистоте, и завидовала, что у Сильвии имеются средства держать домработницу, а кроме нее садовника. Садовник — это такая роскошь, о которой дети Джоани не имели ни малейшего представления. Они даже не знают, что садовники существуют в природе.

Джон-Джон вошел в спальню с чашкой сладкого чая и двумя таблетками парацетамола. Джоани встретила его улыбкой и позволила осмотреть свое лицо.

— Вот гад! Теперь подумает, прежде чем поднять руку на женщину.

Джоани ничего не ответила, но взяла руку сына и нежно сжала ее.

— Ты хороший, Джон-Джон.

И он был таким — для нее. Он любил ее, и она чувствовала эту любовь, а Джон-Джон всю жизнь чувствовал на себе ее любовь. Это вселяло в него уверенность и поддерживало в трудных ситуациях. Он сел на кровать и вздохнул.

— Пол всерьез занялся на кухне. Как в прежние времена, да?

Она радостно кивнула.

Он нежно взглянул на нее.

— Ты не против, что я теперь работаю на него?

Она улыбнулась.

— Конечно, нет. По крайней мере он присмотрит за тобой. Если ты зарабатываешь деньги, то на улице без поддержки не обойдешься. Честно, Джон-Джон, я рада.

У него отлегло от сердца, и оба поняли это. Между ними было много недосказанного, но такие вот минутки откровения ставили все на свои места.