Патрик Квентин - Другая жена

— Вероятно, вы можете назвать имя вашего общего знакомого по Европе, мистер Хардинг.

— Чарльз Мэйтленд, — быстро ответил я. — Но мне ужасно жаль, я понятия не имею, где он сейчас.

— Та-ак, — он снова очаровательно улыбнулся. Встав с подлокотника, подошел поближе к картине над камином, чтобы как следует ее разглядеть.

— Это Бюффе, да?

— Да, — я слегка удивился. Что это за полицейский, который разбирается в современной живописи?

Изучая картину, он продолжал:

— Кое-что мы все-таки знаем. К сожалению, немного. Вчера вечером, около шести, Брауны постучали к Лэмбу и спросили его, не пойдет ли он с ними в гости. Тот ответил, что у него уже назначена встреча. Так что, видите, в ту ночь он точно кого-то ждал, с кем-то должен был встретиться, разве что ему не хотелось никуда идти и это просто была отговорка.

Лейтенант Трэнт перестал разглядывать Бюффе и повернулся ко мне. Полез в карман пиджака.

— Единственное, что мы нашли — и к холостяцкой квартире это не слишком подходит — это вот что, мистер Хардинг. Очень сомневаюсь, что вы сможете это опознать.

Вытащил руку из кармана. На его ладони лежал перстень моей матери, который я перед свадьбой подарил Анжелике.

И тут я понял, что боюсь его. Никакого разумного повода для страха все еще не было. В тоне его не было и следа подозрения, и смотрел он на меня по-дружески, без всякой профессиональной настороженности. Но меня давило неотступное ощущение, что он не верит ни единому слову, не верит с самого начала, и оно вызывало страх, соединенный с удивлением и тоской при взгляде на перстень.

— Это женский перстень, — сказал я.

— Да, — подтвердил Трэнт и добавил: — Ну что ж, видимо, это просто какой-то сувенир. Остался от бабушки, например. Судя по стилю.

Перстень он сунул обратно в карман. Потом со все той же удивительно плавной элегантностью склонился к креслу и выловил из его глубин толстый бурый конверт, который я у него уже видел в квартире Старика. Осторожно его открыв, достал из него предмет, завернутый в носовой платок.

— Вот что у меня есть, мистер Хардинг. — С педантичной деликатностью начал разворачивать платок. — Не знаю даже, почему я с ним так осторожничаю. Отпечатков пальцев там нет. Это мы уже проверили. Нашли его рядом с ним на полу. Думаю, нам нетрудно будет найти владельца. А если это удастся, будет за что зацепиться.

Между тем он, наконец, развернул платок и я увидел, что там было… Кольт 45-го калибра, старый, ободранный автоматический пистолет. И хотя за последние три дня я о нем и не вспоминал, но узнал мгновенно. Это был пистолет, который я видел у Анжелики.

Голос лейтенанта Трэнта показался мне вдруг неестественным, как звучащий с плохой магнитофонной ленты.

— Старый хлам. Куплен, скорее всего, в ломбарде. Конечно, понадобится некоторое время, но все равно мы его выследим. — Он хохотнул. — Только чувствую, заведет он нас в тупик. Или выяснится, что Лэмб купил его сам.

Снова тщательно завернув пистолет в платок, поместил его в пакет, а тот засунул под мышку.

— И еще кое о чем я хотел вас спросить, мистер Хардинг.

Я поднял на него глаза, надеясь, что мне все же удается контролировать выражение лица. Он же опять улыбнулся. Почти нежно.

— Вы, случайно, не тот Уильям Хардинг, который написал «Зной юга»?

Я ожидал чего угодно, только не этого.

— Да, это в самом деле я.

— Надеюсь, простите меня за навязчивость. Знаю, как авторам надоедают. Но я эту книгу прочитал трижды. Думаю, это один из лучших романов о годах войны. — Он похлопал по конверту. — Ну, у меня дел полно, у вас тоже, так что я лучше пойду.

Он шагнул к дверям.

— До свидания, мистер Хардинг.

— До свидания, лейтенант.

Дверь за ним закрылась, но мне казалось, что он не ушел. Все еще чувствовал его приветливый взгляд, все еще слышал его негромкий голос, в котором не было даже и признака обвинения. Перстень Анжелики был найден в квартире Джимми, и пистолет Анжелики служил орудием убийства. Меня вновь охватил панический страх, но я с ним справился. Оба эти обстоятельства можно было объяснить как угодно, и ни одно из них не могло служить обвинением. К тому же расклад времени говорил мне, что с убийством она не имела ничего общего. Но только Трэнт, несомненно, выследит происхождение оружия, а значит, упрется в нее. Так что неприятности не заставят себя ждать.

Но на раздумья времени не было. Стряхнув с себя оцепенение, я отправился за Элен. Та была в детской. С точки зрения ее заботы о социальных условностях, нигде больше она не могла быть. Кухня была так же ниже ее уровня, как Бетси, я и наша гостиная — выше.

И снова вязала. Какой-то бесконечный розовый мешок непонятного назначения. Детское платьице, что ли? Я ожидал ледяного осуждающего приема, вроде того, что был утром. Но, к моему удивлению, на ее лице появилась заговорщицкая, почти кокетливая улыбка. Этого нужно было ожидать. Разумеется, все от щедрот Старика. Я уже не был ужасным, развратным мистером Хардингом, а только зятем милого, дорогого мистера Кэллингема. Меня это приободрило.

— Все прошло гладко, Элен?

— Ах да, сэр. Я сказала все так, как меня просил мистер Кэллингем.

— А как это воспринял Трэнт?

— Я уверена, нормально, сэр.

Поскольку она была любезна, я тоже избрал любезный тон.

— Мистер Кэллингем вам весьма благодарен. Знаете, Дафна сегодня ночью была одна, а до того часто встречалась с тем молодым человеком. Мистер Кэллингем решил, что будет лучше, если представить все таким вот образом.

Она понимающе кивнула.

— Разумеется, сэр. Я все понимаю, сэр. Это был тот симпатичный мистер Лэмб, да?

— Да, — подтвердил я. — И кстати, мистер Кэллингем просил меня вам передать, что заедет сюда на следующей неделе и устроит все, что касается вашей племянницы.

Произнеся эту бестактную фразу о взятке, я испугался, что испортил дело. Но, видно, я недооценил ее корыстолюбия. Бросив вязание, она всплеснула руками. Лицо ее сияло, прямо пылало от восторга.

— Ах, мистер Хардинг, если бы вы знали, какое это будет счастье для моей сестры, не говоря уж о бедняжке Глэдис… Мистер Кэллингем — святой, сэр. Я так считаю, настоящий святой.

Эта новая Элен показалась мне настолько неопасной, что я почти без раздумия рискнул вступить на зыбкую почву.

— Что касается той другой проблемы, Элен, раз уж мистер Кэллингем придает такое значение тому, что мы с Дафной были здесь вчера вечером, полагаю, вы согласитесь, что будет разумнее, если мы оба забудем о том…

— Ах да, сэр. Конечно, разумеется.

Рот ее растянулся в широкой ухмылке, открывая розовые десны. Еще никогда я не видел у нее попытки двусмысленно улыбнуться.

— Такие мелочи порою случаются, не так ли?

— Да, бывает, — сказал я.