Сергей Горяинов - Золото тофаларов

Тяжелые магистральные грузовики «Скания» шли довольно быстро — около сотни километров в час, до ближайшего оставалось не более пятидесяти метров. Уколкин, включив поворотник, пошел на обгон. Мы почти поравнялись с последним грузовиком, как вдруг, резко сбросив газ, он крутым виражом вернулся в правый ряд и затем, выскочив на обочину, стал обходить грузовики справа. Сзади раздался истошный визг тормозов. Оправившись от удара о переднее сиденье после такого лихого торможения двигателем, мы со Станиславом обернулись.

Водитель «опеля» сдуру, а может быть, чисто автоматически, охваченный инстинктом преследователя, попытался повторить наш маневр, и это дорого ему обошлось. Несмотря на всякие хваленые антиблокираторы, машина потеряла управление и ее закрутило на дороге. Задев грунт обочины, она резко накренилась и правые колеса оторвались от земли. В немыслимой спирали, вышибая металлом корпуса снопы искр из асфальта, она пронеслась на боку несколько десятков метров, пересекла встречную полосу и в фонтане песка и гравия исчезла в кювете. Шедший навстречу грузовик, виляя из стороны в сторону и оставляя широкие черные следы от дымящихся заблокированных колес, остановился в нескольких метрах от места аварии.

Все это я успел разглядеть, пока наша многострадальная «Волга», совершая дикие прыжки по ухабистой обочине, гасила скорость, почти прижавшись левым крылом к заднему правому углу угрожающе-массивного трейлера. Наконец Уколкин отпустил грузовики, вернулся на асфальтовое полотно трассы и, откинувшись назад, облегченно вздохнул. Мы тоже перевели дух. У Станислава шла носом кровь от удара в подголовник переднего сиденья.

— Ну как я его? — хвастливо спросил победоносный Уколкин, хлопая обеими руками по баранке.

— Тебе бы в «Париж-Дакар», — польстил я его самолюбию.

— Я в молодости в «кольце» гонялся от «Динамо». Немного до мастера не добрал.

Я вспомнил Богородское шоссе. Да, талантов у Миши Уколкина было — хоть отбавляй.

— Черт знает что! — подал голос Кедров, хлюпая носом и прижимая к лицу платок, весь уже пропитанный кровью. — Устроили корриду! Ну, обогнал бы он нас…

— Если бы он нас обогнал, Стасик, разбитым носом дело бы не кончилось, — поддержал я действия Уколкина. — Мише — пулю, и кувыркались бы мы сейчас в кювете без рулевого. Похоже, Стасик, они твой приезд жаждали отметить. Судя по такой торжественной встрече, командировка удалась?

— Удалась, удалась, — пробормотал Кедров, запрокинув голову назад. — Говоря языком нынешней прессы, «вовсю раскрутился маховик репрессий». Я дал список на двадцать два человека. В течение недели добыча на Бирюсе и Витиме будет полностью остановлена.

— Как бы не перестарались, — тревожно заметил Уколкин. — А то потом возни много будет.

Это «потом» отложилось у меня в памяти. Из таких, на первый взгляд незначительных деталей, из случайных словечек и пауз складывалось у меня смутное пока впечатление, что далеко обогнал нас в своих планах Миша Уколкин и совсем другой видит он свою роль в недалеком будущем, да и наши, соответственно, тоже. И взгляд его в последнее время мне как-то не нравился — бегающим таким взгляд стал, ну невозможно прямо поймать. Но пока, что напраслину возводить, он вел себя молодцом.

Навстречу нам, завывая сиренами, мерцая вспышками проблесковых маячков, пронеслись две машины ГАИ и микроавтобус «скорой помощи».

— Надеюсь, Кучера получил массу удовольствия, — злорадно сказал Кедров, проводив взглядом тревожную кавалькаду.

— Тебя самого в Иркутске не пасли? — спросил его Уколкин.

— Нет, да я из прокуратуры почти и не вылезал, — ответил Кедров. — Жил у Майорова и ездил в его машине.

— Майоров Дима — тамошний зам. по следствию, — пояснил мне Уколкин и спросил опять: — А не перестараются ребята?

— Да хоть бы и так. Сейчас кашу маслом не испортишь. Чем сильнее задницу Гордону подпалим, тем лучше. Кстати, где он сейчас?

— Аркадий делает успехи в среде столичного бомонда. Вышел в высшие сферы. Сейчас его закадычные дружки — это… — Уколкин назвал несколько громких фамилий, среди них известного эстрадного льва.

— Вот как? — удивился Кедров. — Когда ж это он успел?

— Да он давно его знал, правда, особенно близких отношений не поддерживал. Лет десять назад Старик сам с этой публикой заигрывал, рассматривал как один из каналов сбыта. Возил этого барсука недоделанного в Саяны, охотой угощал. Он там в бане, надравшись в стельку, свой коронный репертуар исполнял. «С нами Ленин впереди…» Я чуть со смеху не помер. Там Гордон с ним и познакомился, а сейчас плотно сошелся. Этот сын Израиля теперь большими делами заправляет.

— Вот как?

— Отстаешь, Стасик! Раньше все эти певцы-танцоры мелкой фарцовкой пробавлялись, из какой-нибудь Зеленой Гуры штаны привезти — предел мечтаний, а сейчас — обороты настоящие, серьезные.

— На чем? Шоу-бизнес?

— Нет. Чаще импорт, крупные поставки. В основном продовольствие, иногда одежда. Очень крупные партии. Плюс сеть розничной торговли. Растут как на дрожжах.

— Да… И Ленин всегда молодой, и вечный Октябрь впереди… — задумчиво протянул Кедров.

— Вот-вот. Что ни день — новые имена. Ситуация меняется в корне. Стариков скоро забывать начнут.

— Ну уж! — усмехнулся Кедров. — Саманова скоро не забудешь.

— Дело не в этом. Я мемуары писать не собираюсь. Возможностей новых много открывается, людей много новых. С Гордоном покончим — пора схему менять. Я тут кое-что набросал…

Уколкин говорил увлеченно, видимо, он не первый день размышлял о перспективах синдиката. Мы с Кедровым удивленно переглянулись — никто из нас не ожидал, что «силовое прикрытие» выступит в роли руководящего и направляющего начала.

— Сначала с Аркадием нужно разобраться, — перебил я разошедшегося Уколкина.

Тот оборвал фразу на полуслове и обиженно замолчал.

— Планирование, Миша, не твоя стихия. Ты вон чуть наш интеллектуальный потенциал не повредил, — похлопал я нежно по затылку все еще хлюпающего носом Кедрова.

— Ну-ну, — как-то легко согласился Уколкин и я пожалел, что так грубо дал ему понять, что невысоко ставлю его разработки. Теперь он, поди, следить за собой будет тщательно, лишнего не сболтнет. Впрочем, разговор продолжать было некогда — мы уже ехали по Новослободской.

Первое, что бросилось в глаза едва мы вошли в подъезд самановского дома, — отсутствие привычного охранника в фикусовых джунглях. Старенький диван был пуст, но телевизор работал.

— Отошел куда-нибудь… — пробормотал Уколкин, тревожно озираясь.

Когда мы вышли из лифта, Уколкин попридержал нас со Стасом и первым мягко подошел к двери квартиры. Протянул руку к кнопке звонка и тут же отдернул, будто обжегшись. Дверь была приоткрыта — чуть-чуть, буквально на сантиметр.