Ефим Гальперин - Вилла с видом на Везувий (Сиротки)

Стоят, смотрят друг на друга.

– Ну, ты как, Галя? Всё в порядке?

– Я? В порядке? Да я в шоколаде, Коляня!

– Я тут вот сотню евро заработал. Ну, знаешь, ну совершенно случайно. Вот так… Я это… А он мне это…

«На!», говорит. Возьми, Галя.

– Давай! От денег не отказываемся – Галя радостно забирает ассигнацию.

Рядом призывно гудит машина. Очередной клиент зовёт Галю. Сразу к машине выстраивается очередь из девочек. Негритянки, китаянки, белые:

– Меня бери! Я тут самая!

Клиент качает головой, кричит «Гала!». Видно, понравилась ещё с прошлого раза.

– Может чего-нибудь надо, Галя? – заглядывает Николай в глаза жены – Ты скажи. Или может, кто обижает…

Тут рядом возникает уже знакомый нам подручный Сутенёра "жлоб номер один".

– Эй ты, курва! Оглохла? Я не понял?! – рвёт он Галю за руку, – Тебя заказывают, а ты мозги дрочишь! – даёт Галине оплеуху, за руку подтаскивает её к машине, вбрасывает в руки клиента.

– Ты чё?! – бросается к "жлобу номер один" Николай: – Мы же разговаривали! Это жена моя! – он толкает жлоба и ещё успевает дать по лицу клиенту.

Тут на Николая наваливаются. Потасовка. Темнота.

По ночной улице навстречу автобусу номер пять, качаясь из стороны в сторону, идёт Николай в порванных штанах, весь в крови. Влезает в автобус. Кондуктор, было, собирается вытолкнуть его назад, но парень суёт ему билет и листок – куда ему ехать.

Автобус медленно ползёт по району вилл вверх. На заднем сидении валяется избитый Николай.

Остановка. Кондуктор бьёт его по щекам. Николай приходит в себя.

Из последних сил поднимается и вываливается из автобуса. Его качает, но он упорно двигается по аллее вверх. У ворот виллы сползает по стенке. Передыхает, звонит в звоночек. Маруся смотрит на экран пульта слежения видеокамер. Спускается тихо к воротам. Открывает. Николай буквально вваливается во двор виллы.

На своей кровати под балдахином как всегда, то ли спит, то ли смотрит в пустоту Старик. Рядом на кушетке, Маруся ставит Николаю примочки. Николай стонет.

– Тише, ты придурок! Хорошо, что синьор Энрико тебя не видел. И Хозяин только что приехал. А то бы он тебя раскатал бы со своими бойцами. Так что охай тихо. Вот что значит по блядям ходить.

– Та какие бляди! Я жену проведывал.

– Ага. На «Иподроме ди Агнано».

– Да! А что?! Она проституткой приехала поработать. Как будто ты не по этому делу тут оказалась.

– Та типун тебе на язык, москаль! А ну, пошевели руками, ногами. Ничего не сломано? Рёбра?

– Да хрен с ними, с руками и ногами. Морду разбили.

– Хорошо, что не убили.

– Лучше б убили. А то морду… Как я завтра появлюсь. Всё! Выгонят! А такая работа. И с Дедом у нас полный контакт. Привык я к нему.

Маруся приносит из кухни несколько баночек из-под кофе. Внимательно рассматривает только ей понятные метки на банках. Открывает, нюхает.

– Это у меня из дома. Травки. На всякий случай. Тут от всего. Сама собирала, сама сушила, – сыпет в чашку, размешивает, – на, пей. Сон-трава. Сейчас спать будешь, как убитый.

– Яд что ли? – пытается пошутить Николай.

– Яд у меня, придурок, в другой банке, – очень серьёзно отвечает Маруся, – я без него бы в эту Италию и не совалась бы. Давай, глаза закрывай. Спи – монотонно, чтобы заснул, тихо рассказывает: – А мне с работой тоже повезло. Старик ведь всего как три месяца дома. Грохнуло его инсультом полтора года назад. Год в больнице кантовался. Меня сначала сюда от фирмы привозили убирать, полы мыть. А потом синьору Энрико сварила пару раз обед. Он и переманил меня…

Николай уже спит.

Снится ему в этот раз то же:

Отсек подводной лодки. Затопление. Вода поднимается. Хлюпает под самым потолком. Рядом плавает труп матроса. Николай с жадностью глотает воздух, ныряет и, наконец, ломает задвижку, Выныривает в узкую щель, где есть ещё остатки воздуха под потолком отсека. Находит изолирующий противогаз ИП-46. Приводит в действие регенеративный патрон. Маска на лицо. Ныряет к торпедному аппарату. Протискивается в трубу. Долгое движение по трубе.

Задушье не покидает его и в следующем отрывке постоянно преследующего его сна:

Квартира. Ночь. Через отражение в зеркале – Галина и Николай голые. Сидят рядом на кровати. Злая Галя, курит, говорит прямо перед собой:

– Мудак! Я молодая. Жить хочу. Ебаться хочу. Время уходит моё. Горбатиться, как мать всю жизнь…

Николай просыпается на рассвете. Это его личное время. В трусах выходит на террасу. Физкультурная разминка на фоне просыпающегося моря. Идёт к бассейну. Свои четыреста метров надо проплыть, как положено бывшему подводнику.

Проходит по дорожке. Опирается на коробку высоковольтного щита, из которого выходит кабель к лебёдке для купания Старика.

– Надо сказать синьору Энрико. Не ровён час, упадёт кабель в воду и «хана»! – бормочет Николай.

Вспоминает он про этот кабель каждое утро. И каждое утро после купания забывает.

Болит всё. Руки, ноги, рёбра. Голова гудит. Но, пересиливая себя, Николай плывёт. Ритмично дышит. Холодная вода бодрит, смывает вчерашнее.

Опять утренние процедуры. Все втроём моют, переодевают Старика. Николай прячет синяки. Энрико хлопает его по плечу и, приобняв Дона Лоренцо, говорит, а Маруся переводит:

– О, мы с Доном Лоренцо, когда молодыми по девкам шлялись и не с такими синяками ходили. Это ты ещё красавец.

Синьор Энрико с важным видом достаёт из кармана сигару. Угощает Николая.

– «Грацио»! – улыбается Николай.

– Что-то он добренький?! Это значит, сегодня он тебя опять запряжёт, – комментирует Маруся.

Дон Чезаре сидит в кабинете, просматривает бумаги, поглядывает то в окно, то на экраны мониторов камер слежения. Он видит, как Николай кормит Старика, напевая ему песенку. Как купает его в бассейне. Как плавает рядом, толкая надувной круг со Стариком. Как, перетаскивая тяжёлый зонтик, следит, чтобы тот был всё время в тени.

Николай сидит рядом со Стариком. Чувствует, что кто-то стоит за ним. Поворачивается. Видит синьора Чезаре. Сын наклоняется к Старику, целует его бесчувственного. Смахивает слезу. Спрашивает о чём-то Николая. Тот не понимает. Зовут Марусю. Та переводит:

– Бабушек, дедушек имеешь?

– Нет.

– Родители?

– Так я же это уже говорил ему… Погибли в аварии. Десять лет назад.

– Сирота?

– Сирота, – переводит Маруся синьору Чезаре ответ Николая.

Синьор Чезаре сочувственно обнимает Николая. Достаёт из кармана несколько купюр, даёт. Замечает, что сидит дед не на кресле, а на стульчаке. Это рационализаторское предложение Николая в действии. Всё сразу под рукой. Ни везти подмывать, ни памперсы менять. Сидит Старик и сидит. Максимальный комфорт.