Владимир Кочергин - Судьбы, как есть

— Вряд ли, но все может быть. А знаете, что Турдыев трижды сидел?

— Нет.

— Так ваш адвокат мне сказал. Он там навел справки на Турдыева.

— Понятно. Я все-таки считаю, что работа идет медленно. Стариков не торопится с обысками.

— Он хочет получить точные сведения по сбыту краденого через Мормурадова. Нужно разрешение, ну, то есть санкция на обыск.

— Думаешь, будет у них что-то дома храниться?

— Я думаю, что будет. Особенно у Ашотова. Этот рецидивист настолько хитер, но он и пьянствует, и в казино торчит, и гуляет, как котяра. Короче, он оборзел от безнаказанности. Знает законы, знает слабые места в судопроизводстве и, наверное, имеет какую-то поддержку в криминальных кругах. Должно быть, у него золото. Оружия не будет, это точно. Надо вычислить все его окружение.

— Давай, как в фильмах, подбросим? Я чую, что он заказчик. По возрасту, по поведению, по прослушке ребят из агентства моих друзей, то, что я давал прослушать тебе, Руслан, картина маслом! Ашотов, по их канонам, старейшина, плюс он говорил им, что имеет связь с крутыми ребятами в Москве.

— Не наш метод, Батя. Дотянем «по-чесноку».

— Да какой уж тут метод. Троих убили, год прошел, а эти сучары на свободе.

— Батя, не нервничай. Скоро мы еще и следственный эксперимент проведем, допрос на месте преступления. Обещаю.

На такой оптимистической ноте они закончили вечерний разговор. Артем такими новостями был доволен.

Или переволновался он за день, или еще что, но уснуть, сразу не удалось. Встал, вышел на кухню, накапал валокордина, пиона, пустырника, валерьянки и только около часу отрубился. Проснулся от боли в правом боку. В комнате темно. Артем лежал, не открывая глаз, и вспоминал то, от чего, видимо, проснулся и почему так режет в правом боку. Сам стал восстанавливаться. Назойливо всплывало лицо Лизочки, закрытые глаза, обгоревшая ее левая сторона щеки, скрюченная левая обгоревшая ручка, синяя простынка, на которой ее фотографировали в «скорой помощи». Какая-то серая тьма, похожая на дым в ночи, и два луча света от фонариков. Один светит вдруг в лицо, и рука в черных перчатках пытается дотянуться до его горла. Артем изворачивается, хватает руку с фонариком, пытается провести прием, но у него ничего не получается, от этого его охватывает чувство беспомощности и ожидание боли, которая вдруг снова появляется в правом боку. Он отпускает руку неизвестного и пытается выйти из-под луча света, но ноги, как вбитые, не слушаются его, потом вдруг дверь распахивается, и видно, как в проем выбегают два человека, на освещенную площадку. Артем понимает, что их надо задержать, что это шанс узнать, кто это и убить их. То, что их надо убить, других мыслей нет и Артем, делая бросок тела вперед к двери, чувствует, что не только отрывается от пола, но летит сквозь лестничную площадку вниз за убегающими фигурами. Вот он догоняет одного из них, хватает его за плечо и с силой тянет на себя, убегающий падает, и это явно лицо Мормурадова просматривается в свете открытой входной двери.

— Стой, сволочь! — кричит Артем, наваливаясь на пойманного, и начинает бить его, но тот, извиваясь, вырывается и исчезает следом за выскочившим первым грабителем. Артем возвращается назад в квартиру, он хочет еще кого-то поймать, у него горько во рту, плохо слушаются, подходя к двери, ноги. Он открывает дверь, включает откуда-то взявшийся фонарик и идет прямо в кабинет зятя Тьерри. У него нет страха, у него есть желание поймать хоть кого-то, но поймать.

Вдруг его луч натыкается на обугленную стопу человека, и Артем начинает понимать, что это нога. Это Тьерри, это его зять. Артем разворачивается и слышит тихий стон в спальне. Это она, это моя Лизочка, она жива. Артем открывает дверь в спальню, а в ней горит торшер, кровать заправлена белым покрывалом, а окна занавешены черными шторами, справа на столике работает телевизор. В комнате нет никого. Он бежит в комнату Лизы, и там вся комната в игрушках, игрушки под потолок, а сзади снова стон, детский стон. Артем резко поворачивается, светит в гостиной и видит, как по комнате к выходу ползут две змеи. Ползут быстро. Артем пытается перегородить им дорогу, топчет их головы, а они обвивают его ноги все выше и выше. Он снова слышит стон и тихий плач ребенка.

Она в ванной. Лиза? «Лизочка, девочка моя, — кричит Артем.

— Тут змеи, закрой двери. Закрой двери», — увидев в луче фонарика ручку двери, Артем хватает ее и тянет на себя с такой силой, что ручка вылетает из двери, и Артем падает назад, к стенке шкафа. Двери ванной открываются, а там тьма, сплошная тьма. Артем пытается посветить на свои ноги, а фонаря нет. Где фонарик, кто в ванной, почему он ничего не видит. Где змеи? Он хочет встать и войти в ванную. Он слышит плач ребенка. Это его Лиза, это малышка, она просит о помощи, ей плохо, ведь горит квартира, кругом дым.

Артем просыпается от боли в правом боку. После принятой смеси настоек стало полегче и чуть-чуть поспокойней, но уснуть уже не получилось. Проклятая печень, что же она так разболелась. Такое уже бывало, особенно сильно она болела, когда он употреблял каждый день водку «Нашу марку», но вот уже больше года он не берет в рот ни капли алкоголя. Наверное, вчера что-то съел, что ей не по «душе»?

Надо найти но-шпу, и он снова вышел на кухню, нашел лекарство, выпил, включил телевизор. На канале «Звезда» показывали фильм «В бой идут одни старики». Посмотрев минут пятнадцать кино, Артему стало полегче, и он попытался снова уснуть, выключив телек и торшер. Так и пролежал с открытыми глазами до шести часов, вспоминая свою жизнь и думая постоянно после каждого эпизода.

— А если б по-другому, то может быть того бы и не случилось. А если бы был Бог, разве допустил бы он до такой страшной трагедии, он наверняка бы оставил им с Людмилой внучку, да нет, он бы как-то предупредил его, и Артем поднялся бы наверх в квартиру, и после его прихода туда ни один узбек не осмелился бы спуститься вниз. Почему никто из его ангелов-хранителей, которые помогали ему на войне, не появились, когда Ольга вела битву за жизни ребенка и свою жизнь. Лучше бы его тогда под Самашками убили, то тогда бы точно Оля не вышла замуж за француза, они бы поженились с Игорем Брылевым и жили бы у нас в квартире, которую бы Главк выдал сразу, а в тот год Ольга дружила с Игорем, и они, кажется, любили друг друга. Они бы ездили сейчас в гости в Ковров к его маме, навещали бы деда Григорьевича. У них не нашлось бы столько денег, чтобы иметь такую квартиру в центре Москвы. Игорь по своему характеру не дал бы Ольге так раскрутиться в Москве, он постоянно сдерживал ее порывы идти вперед, добиваться хорошей жизни, быть в гуще событий. Он хоть и не был лидером, но эгоистом он был отменным. Но все испортила его жадность, которая росла у него от года в год, все больше и больше. А в год их разлуки Игорь создал атмосферу не только жадности и ревности, но и стал настаивать на своих предложениях. Типа, мы должны ехать в Ковров и там строить карьеру. Конечно, Артем не знал их точных отношений, но когда Игорь почувствовал, что Ольга его разлюбила, и он ее теряет, он предложил ей руку и сердце. Оля отказала, он вызвал Артема, в последний свой приезд в Москву, в коридор на площадку у лифтов и попросил: